– Но я не понимаю, мистер Уильямс. Вы сами видите, что здесь любой человек с легкостью перебрался бы через ограду, не ломая ее. Кстати, судя по следам, кто-то недавно так и сделал. Забор абсолютно прочный и крепкий.
– Так оно и есть, мисс Пауэлл, но вот еще послушайте! Не в этом дело. Забор тут крепкий, вы правы, да только там, откуда этот штабель взят, – совсем наоборот. Не хотелось вас тревожить понапрасну, мисс Пауэлл, но с другой стороны поля, с той, где он лежал, опять осталась брешь. Ту брешь я бревнами и закрыл.
– Откуда же вы знаете, что это тот самый штабель, мистер Уильямс?
– Вот вы еще послушайте! Была брешь. Я ее заложил. Теперь там опять брешь, а ни одного бревна из тех, что я принес, нету. А здесь – та же самая древесина. По крайней мере, очень похожая. И скажите мне теперь – откуда она здесь и зачем она здесь? Видите сами: нужды в ней нет. И так забор крепкий.
В самом деле, он отвалил в сторону распроклятую груду бревен, и за нею оказалась идеально ровная стена ограды.
– Сочувствую вам в связи с очередной брешью, мистер Уильямс. Если у вас есть какие-то основания полагать, что ее проделал мистер Эдвард, я велю ее заделать за свой счет. – В голосе моем, как вы заметили, сквозила некоторая ирония. Я не могла отделаться от мысли, что все это – очередная уловка Уильямса, чтобы переложить на меня свои заботы. Не ждет ли меня «на той стороне поля» колоссальная зияющая каверна, которую и близко невозможно заложить тем объемом древесины, что сейчас лежит у нас под ногами? Увы, фермер сразу доказал, что я на ложном пути.
– Да что там брешь, мисс Пауэлл, из-за нее я бы вас не беспокоил, ее залатать легко. Но я вам хочу доказать, чтобы вы не подумали, будто я просто так болтаю. Вот еще послушайте! Не зря я думаю на мистера Эдварда, это точно.
– Почему?
И тут Уильямс в красках начал описывать мне, как наткнулся на пекинеса, который носился от невидимого, но присутствовавшего на том самом месте Эдварда через дорогу и обратно. И как собачонка удивительным образом нашла печенье у противоположной обочины. И как он, Уильямс, все пытался подружиться с Так-Таком, а через него косвенным образом – с Эдвардом, и как не преуспел – ни в том, ни в другом. Если бы рассказ ограничился только этим, он уже казался бы крайне странным, но фермер, что называется, пошел дальше: мол, он и еще – минимум однажды – видал здесь моего племянника с песиком, а как ему кажется, если на то пошло, то еще два раза, хоть тут нельзя сказать наверняка. Я сразу поняла: речь идет о постоянном полигоне, где Так-Така обучали некоему фокусу, и этот самый фокус он пытался исполнить, когда опрометчиво ринулся мне под колеса. Эта же информация пролила свет на особый интерес Эдварда к фирменным бринмаурским хрустикам. А я-то думала, ему просто недостает лакомств!
Итак. Теперь первым делом надо было пресечь дальнейшее словоизвержение Уильямса. Не самая легкая задача – кем-кем, а молчальником этого джентльмена не назовешь даже в будний день, а уж в праздничный – прошу покорно… Как это лучше сделать, я никак не могла сообразить – ведь фермер явно не желал расставаться с историями о своих подозрениях, а я, в свою очередь, не хотела подать вида, что разделяю их. Опять-таки, если переиграть в беспечность и мнимую «слепоту», он только еще глубже задумается, а подумав хорошенько, захочет поделиться выводами еще бог ведает с кем, и тогда уж точно быть беде. К счастью, мой собеседник разглагольствовал так долго и повторялся так часто, что я успела набросать в голове план спасения.
– Знаете, мистер Уильямс, я догадываюсь, что у вас на уме. Более того, теперь, когда вы все рассказали, мне самой стало ясно. Бедняга мистер Эдвард тоже намекал, что в моей аварии, возможно, виноват один трюк, которому он пытался обучить своего Так-Така. На самом деле, конечно, виноват не трюк, а тормоза машины, уж к ним, – тут мне удалось выдавить смешок, – пекинес точно отношения не имеет. Но мистера Эдварда такая мысль страшно растревожила, буквально лишила сна, и мне только-только удалось его успокоить, поэтому хочу, чтобы все эти глупости были забыты. Кроме того, и доктор Спенсер говорит: для моего здоровья тем полезнее, чем скорее прекратятся всякие разговоры о катастрофе. Так что сделайте мне одолжение, мистер Уильямс. Большое спасибо, что вы все это поведали, сердечно благодарю, но теперь, когда я в курсе, не могли бы вы тоже предать рассказанное забвению и больше ни с кем им не делиться?
Уильямсу было явно тяжело взять на себя такое обязательство – в конечном итоге мне даже пришлось пойти на уступку и позволить фермеру поговорить хотя бы с доктором Спенсером, если уж ему так неймется. Он все настаивал, что мне надлежит быть начеку, держать ухо востро и заботиться о своей безопасности. Версию «несчастного случая» он никак не соглашался проглотить так просто, но наконец, после долгих прений, все же признал: мне виднее или, по крайней мере, нам вместе с доктором Спенсером виднее, и удалился, несколько сбитый с толку, с чувством, как мне кажется, не до конца выполненного долга, но против собственного желания переубежденный. Я чувствовала, что могу на него положиться, – если только душу его снова не разбередит нечто непредвиденное. Но что в этой ситуации точно нужно было сделать, и поскорее, так это решительно ликвидировать жуткий каприз Эдварда – надгробие Так-Така. Если Уильямс о нем узнает – просто взорвется. Не говоря уже о том, что сам Так-Так, пес, по правде говоря, не лишенный вкуса и (почти не сомневаюсь) чувства юмора (во всяком случае, ни один пекинес не позволил бы сделать из себя посмешище), наверняка будет ворочаться в могиле, а возможно, даже бродить по округе призраком, пока ужасный памятник не сроют.
После всего услышанного даже мне стало трудно поддерживать огонь веры в невиновность Эдварда. Естественно, я все передала доктору Спенсеру. При этом случайные отголоски рассказа достигли ушей миссис Спенсер и Джека – к моему большому сожалению. Хотя… Мысль о том, что старые надежные друзья посвящены теперь в мои дела, принесла успокоение. Не знаю уж почему мир так устроен: поделишься несчастьями с ближними – и становится легче, но он устроен именно так.
Тем вечером Спенсеры обедали у нас, и мы вместе обсуждали создавшееся положение, когда Эдвард, как всегда опоздав, вошел весьма некстати. Нельзя не признать, что его появление сразу вызвало напряженность, к тому же Вайолет Спенсер – кто угодно, только не актриса. Неудивительно, что даже мой племянник заметил отчаяние и ужас на ее лице, когда завел за едой разговор о том, как устраивать поджоги.
Впрочем, я тоже хороша. Вынуждена признать: до меня позже, чем до остальных, дошла цель расспросов Эдварда. Бедняга снова решил, что он умнее всех, и снова выдал себя безнадежно, со всеми потрохами. Думаю, Вайолет поняла это первой. Впрочем, быстро сообразили, что к чему, все трое – и сразу начали лихорадочно думать, как реагировать. Вайолет – как я уже сказала, совсем не актриса – просто ушла в себя, замкнулась и приняла такой несчастный вид, что чуть не испортила дело. Джек, которому в прямом смысле пришлось «держать ответ», сперва парировал довольно ловко, и, если бы никто не захотел, несчастный Эдвард так и не добыл бы желанную информацию о том, как разжечь костер.
