По поводу Кубы он отметил, что хотя режим эмбарго сохраняется, Вашингтон и Гавана улучшают отношения, и это улучшение, по его словам, будет «движущей силой перемен на Кубе». Лью приветствовал усилия Обамы по снятию торговых ограничений с Кубой.
Где тут повод для истошных воплей? В чем проявляется «антироссийский» характер выступления? Истеричная реакция на сообщение REUTERS вызвана, пожалуй, лишь намеком Лью о том, что Вашингтон, нащупав больное место Кремля, собирается в дальнейшем наращивать санкции не против собственно РФ, а «точечно» воздействовать на «центры власти». А то, что с таким заявлением выступил министр ФИНАНСОВ мирового гегемона, как бы очень толсто намекает, какого рода «точечное» воздействие будет осуществляться.
Подобная реакция Кремля наглядно демонстрирует позорную слабость правящего режима. Попытки сделать заложником народ России, спровоцировать Запад на введение санкций против страны (так, как санкции были осуществлены против Ирана) пока оказались безуспешными. Но дело в том, что население само, ДОБРОВОЛЬНО желает быть заложником Кремля, пусть и пассивно, но абсолютно поддерживая политику путинской шайки – коррупцию, воровство, милитаризацию, развал реального сектора экономики, все его внешнеполитические авантюры.
Я, как сторонник свободы воли, не возражаю. Хотите быть рабами – пожалуйста. Хотите прикрывать своим хребтом путинские ягодицы от вашингтонской плетки – прикрывайте. Но будьте готовы понести за свой исторический выбор историческую ответственность. Выбор прост: либо вы сольете в толчок путинский режим, либо сольете туда всю Россию. Пока что у вас неплохо получается последнее.
2016 г.
«Битва с международным терроризмом»
Как уже известно всем, кому ни попадя, на меня, наконец, обратили внимание цепные псы режима в лице сотрудников ФСБ и мусоров. Налетели перед домом, когда я с семьей из подъезда выходил. Все, как положено: красные корки в нос, ласты за спину, наручники, немного попинали, немного попугали. В протоколе написано, что я оказал сопротивление при задержании. Так всегда пишут во всех протоколах. А то вдруг задержанному чего-нибудь сломают или порвут. Если в протоколе написано, что «оказал» – значит сам, сука, виноват, а опера – орлы-молодцы.
Старший следователь СО РУ ФСБ по Тюменской области А.В. Трунев сообщил, что в отношении меня возбуждено уголовное дело по ч. 2 ст. 205.2 УК РФ («Публичные призывы к осуществлению террористической деятельности или публичное оправдание терроризма»), махнул постановлением суда о производстве обыска в квартире с целью изъятия «технических средств», с помощью которых я указанное преступление совершил.
Преступлением, с их точки зрения, является публикация поста «Кого на самом деле бомбят путинские соколы». Можете прочесть и найти там призывы к осуществлению террористической деятельности. Что, не нашли? А вот некие эксперты обнаружили. «Публичным одобрением», видимо, следует считать констатацию того факта, что значительная часть суннитского населения Ирака и Сирии поддерживает ИГ. Маразм какой-то выходит: поддерживает игиловцев суннитское население, а отдуваюсь я.
Описывать процедуру задержания и обыска, с нудным перечислением всего беспредела, не буду. Для меня это давно уже рутина, тем более что ничего выходящего за рамки правоприменительной практики в отношении «террористов и их пособников» не было. Били? Ну, по сравнению с тем, что раньше было, можно сказать, что тихонько постукали. Опять же, дело происходило на улице, вокруг мамашки с детьми гуляют, ссыкотно как-то операм. А ну как кто на телефон снимет и на Ютьюб выложит?
Пытали? Если руководствоваться нормами Конвенции ООН против пыток, то семь часов в наручниках – пытка средней тяжести. Но, делая поправку на ту страну, в которой имеют место происходить описываемые события, будем характеризовать это как причинение легкого дискомфорта. К тому же опыт длительного пребывания в кандалах у меня имеется, знаю, что надо постоянно гонять кровь.
Я бы хотел поговорить о тех аспектах общения с ФСБ, которые меня порадовали.
Первое. Наши доблестные чекисты – ссыкуны. Когда меня скрутили и зафиксировали, я почувствовал странную вибрацию в руках – оказывается, это дрожали руки у обоих оперов. Поскольку лицо мое находилось на уровне чуть ниже пупа, в течение нескольких минут я наблюдал трясущиеся поджилки офицеров ФСБ.
– Что ж вы так дрожите? – поинтересовался у них.
– Замерз, – нелепо отмазался один из них. Второй промолчал. Ага, на улице плюсовая температура, они только что выскочили из машины и успели замерзнуть? Я представляю, как бы они застремались иметь дело с настоящими террористами – поди на такое дело без памперса они и не ходят. Впрочем, откуда в наших сибирских ебенях террористы? Единственные «террористы», с которыми им приходится иметь дело, – писатели неправильных комментов в соцсетях да пенсионерки-«экстремисты», которые на пикеты против поборов на капремонт ходят.
Второе. Нынешняя гэбня не чета давешней. Ребятишки абсолютно профнепригодны. Это я пока оцениваю оперов. Их главная задача – морально подавить «клиента», сломить всяческую волю к сопротивлению, чтоб на допрос к следователю он уже прибыл «тепленьким» и дал нужные показания в «золотой час» – первое время после ареста, когда он находится в шоке. Собственно, любое обвинительное заключение в среднем на 80 % состоит из показаний самого обвиняемого.
Но тут есть свои нюансы. Профессионал сразу определяет слабое место клиента и бьет по нему. Кого-то надо ломать физически. Кого-то – достаточно запугать (опять же, следует сообразить, чем). Кто-то «плывет» на шантаже: мол, у тебя семья, завтра с твоими детьми может произойти несчастный случай, а твоя дача, где ты совсем недавно сделал такую красивую зеленую крышу, случайно сгорит.
Когда меня опера начали прессовать, мне не то что страшно, смешно стало. Ребята, вы бы хоть перед выходом на дело ознакомились с данными оперучетной папочки по мне. Запугивать тем, что вечером у меня будет «голубой огонек», то есть сеанс группового насилия в «петушатнике», можно того, кто СИЗО видел лишь в криминальных сериалах по НТВ. С моим же непродолжительным, но разнообразным тюремным опытом рассказывать о том, что я этой же ночью совершу самоубийство в ИВС, как-то глупо.
А уж бить меня – тем более. Опять же, если бьешь – бей, как тебя учили мастера застеночных дел. Если не умеешь – не берись. В чем специфика правоохранительного насилия: бить надо больно, но не оставляя следов, потому что хоть в протоколе и пишут всем «оказал сопротивление», но зачем подставляться? Поэтому в ходу удушающие приемы, вздыбливание, выкручивание рук, нанесение ударов резиновой палкой по бокам сквозь толстую одежду (внутренности отбивает, а следов – нет). Мои же опера – лохи педальные. Чтобы не оставлять следов – просто били несильно. Выглядело это жалко и беспомощно.
Запугивание. За последние 15 лет меня неоднократно похищали, задерживали, арестовывали, подкидывали наркоту, «вывозили в неизвестном направлении», натравливали «людей в масках». Однажды даже посадили в камеру с наркобароном, которому предварительно объяснили, что закрыли его из-за того, что я про него в газете написал. Тогда – было страшно, особенно первые 10 секунд. Но после этого чем меня можно напугать? Если принимают официально, при многочисленных свидетелях, значит, никакого вывоза в лес и усаживания в сугроб голой задницей точно не будет. Какой смысл этим пугать? Ну, выставили себя опера лохами, о чем я им не преминул сообщить, и что?
