14. Москва. Ноябрь 2005 г. Лиля
Лиля переехала к Бантышеву за один день, выбрала время, чтобы никого не было дома (благо ключ от квартиры Сергей ей вручил давно, мол, хозяйничай, женушка), перенесла вещи, распределила по заранее и тщательно обдуманным местам: в шкафу, в спальне, разложила белье, в ванной на полочке положила пластиковую сумочку с купальными принадлежностями, там же, рядом с темно-синим, в зеленую полоску, халатом хозяина дома, повесила на золоченый итальянский крючок тяжелый белый махровый халат; в прихожей на вешалке появилась ее курточка, плащ, ботинки, в гардеробной на плечиках – немного одежды; в кухне – любимая сковорода, пара кастрюль, баночка с пряностями… Лиля, немного ошарашенная такими крупными переменами в своей жизни, чувствовала себя крайне неуверенно. Ей все казалось, что влюбленный Бантышев ей только снится (или мнится), что она так сильно уже обожглась на Желтухине, что сейчас ей следует вести себя осторожнее, чтобы потом, когда все ее фантазии лопнут, как мыльный пузырь, она не выглядела бы смешно. Но, с другой стороны, она же действительно стояла сейчас посреди гостиной в квартире своего жениха и держала в руках ключ. И вещи ее уже заняли свое, как ей казалось, место, тогда отчего же это чувство нереальности происходящего? Неужели она слегка тронулась умом после смерти Ирины? Сейчас, маясь наедине со своими страхами и сомнениями, она в который уже раз спросила себя: «Неужели мне все это только показалось? Неужели в гробу была все-таки не Ирина?» Лицо покойницы было прикрыто воздушными слоями белого газа, а вот руки, сцепленные на груди, можно было разглядеть… Неровно отросшие ногти, не знавшие маникюра. Хотя ей в тот день было так нехорошо, когда она увидела Ирину, что на это траурное впечатление могло наложиться другое – всплывшая грязновато-мыльная картинка из насыщенной и утомительной «парикмахерской» жизни: кривоватые, поросшие заусеницами и с обкусанными ногтями пальцы одной из клиенток… Да, вот так, скорее всего, это и произошло. Или же пальцы покойной Ирины ей действительно могли присниться в тот злополучный вечер после поминок, когда Желтухин помог добраться ей до кровати?.. Вероятно, так оно все и было. Хорошо, но тогда как же туфли? Розовые туфли? Пара чудесных туфелек маленького, редкого размера. Их принесла Ирине одна ее знакомая, попросила предложить кому-нибудь. Ее любовник привез ей эти туфли из-за границы, преувеличил, вернее, преуменьшил размер ножки своей возлюбленной… Как удалось Желтухину надеть эти туфли на ноги Ирины? Как? Хотя… Да кто увидит там, под парчовым покрывалом, насколько глубоко сидят на ногах туфли? Видны были только носки. А может, забыть все это и стереть из памяти, чтобы не отравлять себе жизнь? Просто сделать вид, что ничего этого и не было. Впереди – белый лист совершенно новой жизни, и только от Лили зависит, как она сложится. Будет она ласковой и понятливой с Бантышевым – останется с ним. Подружится с Катей – так и вообще близким человеком в семье сделается.
Лиля решительно сунула ключ в карман джинсов, надела фартук и принялась готовить обед. Когда она увлеченно разминала на столе хрустящую белую капусту, пересыпая ее сочной оранжевой тертой морковью и солью, в дверь позвонили. Лиля вдруг опомнилась, даже испугалась, представив себе стоящих на пороге незнакомых людей, друзей-приятелей Сергея. Может, не открывать? А вдруг это Исабель? Точно – не открывать! Исабель – как шторм, как ветер, сметающий все на своем пути, женщина-разрушитель, эгоизм и авантюризм у нее в крови, она опасна, ее следует сторониться… Но, с другой стороны, Бантышев обещал жениться именно на ней, на Лиле, а не на Исабель, а это означает, что Лиля выиграла, не прикладывая к этому никаких усилий: она просто полюбила Бантышева, искренне, бескорыстно, и приняла бы его даже без денег… Это у Исабель ничего нет, ни кола ни двора, ни профессии, а Лиля крепко стоит на своих не менее стройных ногах, чем у Исабель… И работа есть, и деньги отложены на черный день, и квартира хорошая, дай бог каждому…
С этой быстрой мыслью Лиля пронеслась по квартире, замерла перед дверью и, даже не спросив, кто там, распахнула ее, внутренне готовая к любому самому неожиданному и нежеланному гостю…
– Привет! – Желтухин топтался на пороге, разглядывая неожиданно возникшую перед ним Лилю. – Все нормально?
Он почему-то казался растерянным, удивленным, словно не знал, что Лиля теперь имеет полное право и находиться в этой квартире, и открывать дверь.
– Все нормально, – порозовела Лиля. – Входите.
– Сергей дома? – Он все еще словно не решался переступать порог, смотрел на Лилю широко раскрытыми глазами, в котором читался вопрос. О чем он хотел спросить?
– Дома только я. Готовлю обед. Да ты проходи, подождешь… Приехал же!
И он вошел, осторожно, как если бы ступал ногами на только что вымытый пол. Лиля помогла ему раздеться, приняла из его рук портфель, зонт.
– Так холодно на улице… Что, и Кати тоже нет?
– Нет. Она теперь поздно приходит, у нее новый мальчик, он провожает ее до самой квартиры, вот только познакомить нас с ним она никак не решается…
Ей самой понравилось это «нас с ним», она произнесла это, как настоящая жена, чуть ли не как мама Кати.
– Вот и славно… Но хотелось бы узнать, что за мальчик, где учится…
– Да ты проходи…
Все. Она сделала самое главное, перешагнула через барьер и приблизилась к Желтухину настолько, чтобы обращаться к нему на «ты». А почему бы и нет?
– Потом поговорим и про Катю, и про Сережу. Знаешь, я так благодарна тебе за все…
– За что, интересно? – насторожился Борис, семеня за Лилей на кухню.
– Да за все. Садись вот, я буду готовить, а ты сиди, поговорим… Видишь, капуста…
И она вернулась к прерванному занятию, зная, что Желтухин будет теперь неотрывно следить за каждым ее движением, любоваться ее гибким телом, слушать ее голос. Она чувствовала, что нравится ему, и ей доставляло удовольствие находиться с ним рядом. И это при том, что она любила Сережу и не променяла бы его ни на какого другого мужчину. Мгновение ослепительного счастья перебило дыхание, как хлыст перебивает горло, артерию. Сильное, мощное чувство вседозволенности и расслабленности. Чего ей теперь бояться? Пусть теперь другие боятся! Прилив сил заставил ее задрожать приятнейшей дрожью, сладостный озноб пробежал по коже поверх позвонков…
– Я выхожу замуж, Борис.
– Слышал, поздравляю. Что, и свадьба будет?
– Будет. Все как положено.
– Что с Катей? Она не против?
– Нормально. Ходит веселая, напевает что-то, учит английский, говорит, что собирается куда-то там… не поняла, не то на курсы, не то на стажировку… Но вообще-то ее в доме практически не бывает…
– Надо бы последить за ней…
Лиля с влажным сочным звуком продолжала мять капусту, после чего загребла белыми тонкими пальцами оранжеватое капустное кружево и отправила себе в рот, кивнула головой, улыбнулась, повернувшись всем корпусом к Желтухину:
