Так завершилось все.
Могущество слов
Ойнос. Прости мне, Агатос, слабость духа, лишь недавно окрыленного бессмертием!
Агатос. Тебе не за что просить прощения, милый Ойнос. Знание и здесь не дается наитием. Что касается мудрости, то смело проси о ней ангелов, она может быть тебе дана!
Ойнос. А я-то полагал, что в этой жизни разом познаю все и буду счастлив этим знанием.
Агатос. О, счастье заключается не в познании, а в приобретении знания! В вечном познании — вечное блаженство; но знать все — адская мука.
Ойнос. Но разве Всевышний не знает всего?
Агатос. Это единственная вещь, неведомая даже Ему.
Ойнос. Но ежечасно приобретая познания, не познаем ли мы, в конце концов, все?
Агатос. Взгляни в эти бездонные пространства! Постарайся проникнуть взором в эти сонмы звезд, пока мы медленно скользим среди них. Даже духовное зрение останавливается перед золотой преградой Вселенной, перед несчетным множеством светил. Они сливаются для взора в единое целое лишь благодаря своей бесчисленности.
Ойнос. Теперь я вижу ясно, что бесконечность материи — не сон.
Агатос. В Эдеме нет снов, но тайный голос говорит, что единственная цель всей этой бесконечной материи — служить неиссякаемым источником, в котором душа могла бы утолять жажду знания, жажду неутолимую, потому что утолить ее — значит истребить самую душу. Спрашивай же, Ойнос, обо всем, свободно и без боязни. Смотри! Мы оставляем слева величавое созвездие Плеяд и устремляемся в сияющие звездные луга за Орионом, где вместо фиалок и анютиных глазок цветут содружества тройных трехцветных солнц.
Ойнос. А теперь, Агатос, пока мы стремимся вперед, наставь меня! Объясни мне земным языком! Я не понял твоих слов об образе и путях осуществления того, что в земной жизни мы привычно называем Творением. Имел ли ты в виду, что Творец — не Бог?
Агатос. Я хотел сказать, что божество не созидает.
Ойнос. Я не понимаю!
Агатос. Лишь в самом начале начал оно созидало. А те мнимые создания, которые беспрестанно возникают во Вселенной, есть лишь опосредованное или косвенное, а не прямое следствие творческой воли божества.
Ойнос. Люди, любезный Агатос, сочли бы эту мысль крайне еретической.
Агатос. Зато ангелы, Ойнос, считают ее истиной.
Ойнос. Может быть, ты хотел сказать, что то, что мы называем Природой или законами Природы, может, при некоторых условиях, привести к результатам, имеющим вид созидания. Я хорошо помню, как незадолго до окончательной гибели Земли учеными были проведены успешные опыты по созданию микроскопических существ. Именно так называли их некоторые простодушные естествоиспытатели.
Агатос. Опыты, о которых ты говоришь, обычный случай вторичного творения — того единственного способа творения, который возможен во Вселенной с тех пор, как первое Слово вызвало к жизни первый Закон.
Ойнос. А как же эти звездные миры, которые, возникая из бездны небытия, ежечасно вспыхивают на небесах? Разве эти звезды, Агатос, не являются непосредственным творением Всемогущего?
Агатос. Я попытаюсь, милый Ойнос, шаг за шагом привести тебя к тому, что все это означает. Ты хорошо знаешь, что точно так же, как ни одна мысль не может исчезнуть бесследно, так и любое действие приводит к неисчислимому количеству последствий. Например, шевеля рукой, ты, когда был жителем Земли, возбуждал слабые колебания в окружающем воздухе. Колебания эти распространялись и передавались каждой частице земной атмосферы, которая с тех пор и навсегда была приведена в движение единственным движением руки. Земным математикам хорошо известно это явление. Они так точно вычислили действия, производимые в жидкостях или газах приложением внешних сил, что смогли определить, в какое время толчок определенной силы распространится и приведет в движение каждый атом атмосферного воздуха. И наоборот — по состоянию атомов они способны определить силу первоначального толчка. Осознав, что последствия каждого действия силы бесконечны, что часть этих последствий может быть точно вычислена с помощью математического анализа и что обратное вычисление также удается произвести без труда, математики поняли, что такой род анализа сам по себе способен к бесконечному совершенствованию, а его приложения ограничены только пределами разума. Но на этом они и остановились.
Ойнос. Но почему же, Агатос, они не решились идти дальше?
Агатос. Потому что далее возникли глубочайшие вопросы. Из всего, что знали ученые, можно было сделать вывод, что существо с бесконечным пониманием, существо, которому открыт математический анализ во всей его полноте, без труда могло бы проследить каждый толчок, сообщенный воздуху — и межзвездному эфиру через посредство воздуха — до его отдаленнейших последствий в любой, пусть и бесконечно отдаленный отрезок времени. Ясно, что каждый подобный толчок должен, в конце концов, воздействовать на каждое отдельное существо, находящееся в пределах Вселенной. Значит, существо с бесконечным пониманием, которое мы себе представили, могло бы проследить самые отдаленные изменения, вызванные этим толчком, в том числе и превращения старых форм в иные, до тех пор пока они не угаснут, отразившись от престола божества. Не только такие вычисления доступны для нашего существа: оно может в любое время по любому следствию — например, по размерам орбиты и скорости движения одной из бесчисленных комет — определить силу первоначального толчка, вызвавшего это следствие. Такая способность к обратным вычислениям во всей их полноте и совершенстве, способность сопоставить все ныне существующие вещи и их действия со всеми причинами, их порождающими, — преимущество, которым обладает только божество. Но до известной степени оно присуще и всему сонму ангелов.
Ойнос. Но ведь ты говоришь только о толчках, сообщенных воздуху!
Агатос. Говоря о воздухе, я имел в виду только Землю; но в целом все это относится и к толчкам, сообщенным эфиру, который один заполняет все пространство Вселенной, являясь таким образом истинной средой творения.
Ойнос. Значит, всякое движение, каким бы оно ни было, созидает?
Агатос. По крайней мере, так должно быть, но истинная философия давно установила, что источник всякого движения — мысль, а источник всякой мысли…
Ойнос. Бог!
Агатос. Ведь я говорил тебе, Ойнос, сыну прекрасной, но недавно погибшей Земли, о движениях в земной атмосфере?
Ойнос. Верно.
Агатос. А пока я это говорил, не мелькнула ли в твоем уме мысль о физическом могуществе слов? Разве каждое слово не является силой, воздействующей на воздух?
Ойнос. Но почему я вижу слезы на твоих глазах, Агатос? И почему твои крылья опускаются и слабеют, когда мы парим над этой прекрасной звездой — самой зеленой и самой яростной из всех, что мы встретили в нашем полете? Ее краски подобны волшебным грезам, но ее неистовое полыхание напоминает о страстях мятежного сердца!
