Создание империи вывело Европу в мировые лидеры. На мировой сцене возникло образование, передовое по экономической мощи и политическому влиянию. Объединенная евройена стала мировой валютой. Одна за другой стали гаснуть войны. Империя желала торговать, а не разжигать конфликты. Воюющие страны – плохие покупатели. У них разваленная экономика и мало денег. США пробовали возражать, но на них цыкнули. Идея атлантизма в Европе приказала долго жить, былой гегемон на континенте не котировался. Евройена стала вытеснять доллар из мировой торговли. США рухнули в кризис.
Жан умер в пятьдесят лет от аневризмы аорты. На престол взошел Анри. Так же, как его отец, он женился на японке. Брак вышел неудачным. Родив наследника, супруги отдалились. Каждый жил сам по себе: император правил, Митико занималась благотворительностью. В одной из поездок ее вертолет попал в бурю. Его обломки и тела пассажиров спасательная экспедиция нашла через два дня. Но об этом вскоре забыли – война…
Недовольные потерей влияния США стали разжигать конфликты. Волей-неволей империи пришлось втягиваться. В этот период случилось маленькое, но трогательное событие. Император принимал во дворце семьи миротворцев. Этому предшествовала трагедия. Банда исламистов в Ираке напала на гарнизон империи. Осажденные запросили помощи. Неподалеку двигалась колонна русских. Повернув машины, она помчалась к городу. Успела вовремя: гарнизон держался из последних сил. Неожиданный удар в спину разметал фанатиков. Однако бились они насмерть. Погибло пятнадцать русских миротворцев. Империя наградила их орденами – посмертно. Родственников героев пригласили во дворец. Император подходил к ним, говорил положенные в таких случаях слова и вручал награды. Среди гостей выделялась одна пара. Красивая зеленоглазая женщина в черном платье и мальчик лет четырех в костюмчике. Он стоял строгий и серьезный. Когда император приблизился, мальчик поднес ладонь к виску. Анри козырнул в ответ, наклонился и прикрепил орден к пиджачку мальчика. Большой и тяжелый, тот оттянул ткань. Мальчик приподнял орден и стал его разглядывать. Награда поблескивала эмалью и колола пальцы. Я хорошо запомнил эти ощущения. Этим мальчиком был я.
Эти кадры обошли мир. Скоро о них вспомнили – по другому поводу. Мир облетела сенсация: Анри женится. С невестой познакомился на приеме. Она русская, вдова капитана Нагайкина… Вспыхнул скандал. Его замяли. Двор объявил, что договор с Японией не нарушен. Трон унаследует принц Эдуард – сын японки, остальное – дело частное.
В ту пору я был мал, чтобы понять происшедшее. Запомнился сердитый голос деда, который что-то выговаривал матери, ее слезы при нашем расставании. Мать уехала, а я остался. Позже я узнал, что дед меня не отдал. Он был суров, мой дед Иван, хотя я запомнил его другим. В его доме меня окружала любовь. В праздники дед выпивал чарку и доставал из потертого футляра древний баян. Других инструментов он не признавал. Растянув мехи, дед запевал:
Ты ждешь, Лизавета,
От друга привета,
Ты не спишь до рассвета,
Все грустишь обо мне.
Одержим победу,
К тебе я приеду
На горячем вороном коне…
Песня, такая же древняя, как баян, заполняла дом, и глаза бабушки влажнели. Много позже я узнал, что на Третьей Кавказской войне рота деда попала в засаду и сутки отбивалась от банд. Перед лейтенантом Нагайкиным взорвалась мина, осколки распахали ему лицо. Один выбил ему глаз. Подоспевшая наконец помощь помножила банду на ноль, деда увезли в госпиталь. Придя в себя, он разглядел в зеркале свое лицо и попросил друга сообщить невесте, что погиб.
Со студенткой Лизой Иван Нагайкин познакомился в социальных сетях. Съездил к ней на родину – в маленький белорусский городок на реке Проня, где симпатичная студентка проживала с родителями. Им лейтенант дочки глянулся, и они ему – тоже. Сговорились о свадьбе. Планировали ее на осень, но тут война…
Друг не послушал Ивана и написал Лизе правду. Невеста примчалась в госпиталь и первым делом назвала жениха «козлом». Потом они помирились, и бабушка увезла деда к себе. Через год у них родился сын Петр – мой отец.
Подростком я как-то спросил деда: откуда у него, уроженца средней полосы России, казачья фамилия?
– Она не казачья! – сказал дед. – Хотя наши предки служили атаману Платову. Ходили с ним на Париж. Мы из ногаев – тех, что приняли подданство Российской империи. Когда предки крестились, им дали фамилию по роду. С тех пор и пошло.
У деда и вправду были высокие скулы и раскосые глаза. А вот отец их не унаследовал. Лицом он пошел в мать, как я впоследствии.
Мы стали жить втроем: дед, я и бабушка. Нам было хорошо. С мамой мы говорили по видеофону, и я не грустил. Спустя год мы сели в самолет и полетели в Брюссель. Там нас привезли во дворец, где встретили незнакомые люди. Они улыбались и что-то говорили, но я не слушал. Вместо этого разглядывал лепнину на потолках и резную мебель. Потом к нам вышла мама с большим свертком в руках. Мне дали его подержать. Сверток был теплым и тяжелым. Из кружевных пеленок выглядывало красное, насупленное личико.
– Это твоя сестричка! – сказала мать. – Ее зовут Катя.
Сестричка открыла глазки и улыбнулась. Я обрадовался, но тут сестричка заревела, и ее у меня забрали. Мы погостили в Брюсселе и вернулись домой. Вскоре я пошел в школу, а затем умерла бабушка. Смерть сына и замужество невестки подкосили ее. После похорон в доме появились люди. Они говорили с дедом в другой комнате, но я слышал, как там ругаются. Затем дед с гостями зашел ко мне в комнату.
– Твоя мама хочет, чтоб ты жил с ней, – произнес он грустно.
– А ты? – спросил я.
– Останусь здесь.
– Не хочу! – сказал я.
– Я – тоже, – вздохнул дед, – но у меня нет на тебя прав. Муж твоей матери усыновил тебя.
– Без тебя не поеду! – сказал я. – А если увезут – убегу!
– Слышали? – спросил дед гостей.
Те о чем-то переговорили, и один из них кивнул. Мы собрали вещи и полетели в Брюссель. Там меня поселили в большой комнате, деда – в соседней. Я пошел в школу. Там были другие учителя и дети, и они говорили на другом языке. Его следовало выучить. Дед помог мне. Вскоре мы стали понимать окружающих, и жизнь наладилась.
На каникулах мы с дедом улетали в Белоруссию. Наш старый и маленький дом нравился мне больше, чем дворец отчима. Здесь было уютно и тепло. Неподалеку протекала река. Мы ловили в ней окуньков, и дед учил меня варить уху. Он меня многому научил. Благодаря ему, я не забыл, кто я. В шестнадцать дед отвел меня в посольство, где мне вручили паспорт гражданина России.
– Империя не убежит! – сказал дед по этому поводу. – А случись что, у тебя будет Родина.
Окончив школу, я поступил в Московскую военную академию. Дед отсоветовал мне идти в имперскую.
– Чему эти могут научить? – проронил дед презрительно. – Они сто лет не воевали!
В академии если и удивились моему заявлению, то не показали виду. Как гражданин России и сын погибшего российского офицера я имел право учиться в Москве. Единственное, что мне посоветовали, так это не говорить о родственниках в Брюсселе. Я и сам этого не хотел. Для однокурсников я был сиротой, которого воспитал дед.
