Они оба были на кухне. Кэролайн все утро терзалась от сознания своей вины перед всем светом. Брейден отлично знал симптомы этой болезни, но в качестве лекарства мог предложить лишь нежные поцелуи, с помощью которых пытался разгладить тревожную морщинку, так нелепо смотревшуюся на ее милом гладком лбу. В минуты их близости все было по-другому. Тревоги и заботы покидали ее, как по волшебству. Но стоило им выбраться из постели — и она вновь погружалась в свои переживания.
И хотя Брейден не мог равнодушно смотреть на ее терзания, он знал, что никогда не влюбился бы в холодную, бессердечную бабу, ни в грош не ставящую мнение родных и близких. Да, леди Бартлетт была взбалмошной дурой, которой при желании мог манипулировать кто угодно, Томас — беспечным сопляком, а ее жених — безмозглой скотиной, но Кэролайн любила их всех, каждого по-своему, и мысль о том, чтобы причинить кому-то из них боль, была для нее нестерпима.
И Брейден изо всех сил старался подбодрить ее, корча из себя клоуна. Он разбивал яйца прямо на сковородку — незадолго до смерти его научила этому фокусу его мать — и переворачивал их, подбрасывая к самому потолку и вслух рассуждая о том, что подумает кухарка лорда Вудсона, когда вернется на свою кухню и обнаружит, что все балки увешаны кусками яичницы.
Вот почему, когда во время всего этого веселья кто-то громко постучал в дверь заднего крыльца, его охватило тоскливое предчувствие беды. Дом закрыт до следующего сезона, хозяева в городе. Кто мог сюда прийти?
Кэролайн обеими руками ухватилась за сковородку, а он держал ее за руки, показывая, как нужно подкидывать яичницу. Наверное, она ощутила, как Брейден напрягся, словно почувствовал опасность. Вскинув на него потемневшие от тревоги глаза, она тихо произнесла:
— Я открою.
Брейден забрал у нее сковородку и отошел в другой угол, чтобы не смущать ее своим настороженным видом. Он ничего не мог с собой поделать — руки сами сжались в кулаки, а мускулы затвердели, как перед дракой.
— Нет, — решительно заявил он, отставив сковородку. — Я сам открою. А ты жди здесь.
Но Кэролайн удивила его своим упрямством. Она кое-как привела в порядок растрепанные волосы и повторила:
— Я открою. Наверняка это письмо от мамы.
И она храбро отправилась к двери.
Пожалуй, это можно было назвать его третьей ошибкой. Первая ошибка, состоявшая в том, что он не сообщил маркизу о Герцоге, была не самой страшной. Вторая — когда он не увез Кэролайн из дома Эмили — должна была его насторожить. А третья — да как он мог позволить ей самой прочитать письмо от леди Бартлетт! — прощению не подлежала!
Правда, он не оставил ее одну и пошел следом, хотя бы для того, чтобы удостовериться, что на заднем крыльце ее ждет слуга с письмом от матери, а не один из тех разбойников, о которых недавно он ей говорил.
Но это оказалась всего лишь Вайолет.
— Ох, здравствуйте, сэр! — воскликнула горничная, расплываясь в счастливой улыбке. Если девица и задавалась вопросом, как ее молодая хозяйка оказалась наедине с Брейденом Грэнвиллом в пустом загородном доме ее подруги и чем они здесь занимаются, — виду она не подала. Напротив, весь ее облик излучал радость от неожиданной встречи с мистером Грэнвиллом.
Кэролайн, однако, становилась все мрачнее с каждой прочитанной строчкой.
— Кэролайн, — осторожно окликнул он.
Тревожный звонок, раздавшийся в его голове несколько минут назад, теперь превратился в громкий набат. Глядя на ее искаженное болью лицо, он боялся даже предположить, что могла написать ее мать. Наверное, что-нибудь про Томаса. Брейден строго-настрого приказал ему не высовывать нос из его дома до тех пор, пока не будет устранена угроза для его жизни. Точнее, пока Брейден не прижмет хвост и Герцогу, и маркизу. Неужели сопляку стало скучно сидеть взаперти и он выполз из своего укрытия? Наверняка он тут же вляпался в новые неприятности!
— Что… — хотел было спросить он, но онемел под взглядом огромных, полных слез карих глаз. Это был взгляд человека, оскорбленного в своих лучших чувствах. Брейден и сам чуть не заплакал.
— Как ты мог? — В голосе Кэролайн звучало страдание. — Как ты мог?
Честно говоря, Брейден не мог бы сказать, что понятия не имеет о том, к чему относится этот вопрос. Но вот о чем он действительно не догадывался — это каким образом новость могла дойти до ее мамаши.
— Что ты имеешь в виду? — осторожно поинтересовался он.
— Как ты мог выстрелить в Херста?! — рыдая воскликнула Кэролайн, рухнув на первый попавшийся стул. Злополучное письмо она скомкала и швырнула в угол. — И это после того, как ты обещал не причинять ему зла?
Брейден, в отличие от Кэролайн не забывший о присутствии Вайолет, следившей за их объяснением с ошалелым видом, подошел к двери и положил руку на широкое плечо неподкупной дуэньи.
— Ты не очень на нас обидишься, — спросил он, мягко, но решительно выталкивая ее на крыльцо, — если я попрошу тебя немного подождать снаружи?
— Ох, — пробормотала Вайолет, с сомнением поглядывая на свою хозяйку, уже рыдавшую в три ручья, — но леди Бартлетт велели мне немедля доставить их светлость до дому…
— Будь добра, потерпи всего несколько минут, — попросил Брейден.
Он захлопнул дверь, как только Вайолет перешагнула через порог, и первым делом поднял с пола письмо. Разгладив скомканный листок, он торопливо пробежал строчки, написанные крупным детским почерком.
«Кэролайн, — писала ее мать, — твой брат вот уже вторую ночь не показывается дома. Когда я отправилась разузнать о нем у лорда Уинчилси, то обнаружила, что он пострадал от пули, выпущенной рукой твоего так называемого „приятеля“, мистера Грэнвилла. Твой Херст получил тяжелейшую рану. У меня не укладывается в голове, о чем думал этот жуткий человек ? Кроме того, я не имею ни малейших известий от Томми и могу лишь предполагать самое худшее. Что в конце концов он решил сделать по-своему и отправился в Оксфорд. Наша жизнь превратилась в настоящий кошмар. Немедленно прощайся с Эмили и возвращайся домой. Петтигрю предупредил меня, что новый сердечный приступ может оказаться роковым. Мама».
Брейдену показалось, что его внутренности стянуло в тошнотворный тугой узел, подкативший к самому горлу. Давно, очень давно он не чувствовал себя так скверно.
Брейден уже забыл, когда в последний раз ему было так страшно.
На своем жизненном пути ему приходилось сталкиваться с угрозами и всевозможными опасностями. Иногда он встречал их с пистолетом в руке, но чаще всего безоружный. И ему не впервой приходилось иметь дело с женской истерикой. Он отдавал себе отчет в том, что разбил гораздо больше женских сердец, чем хотел бы в этом признаться.
Но те женщины легко позволяли себя утешить. Обычно для этого хватало браслета с бриллиантами или сережек.
Но сердце Кэролайн, которым он дорожил больше собственного, не поддавалось столь примитивному ремонту.
