И тогда ее восхищенному взору предстал великолепный мужской торс с выпуклыми мускулами, играющими под смуглой кожей, и жесткими темными волосками на груди. Ее руки сами потянулись к нему, и Кэролайн охнула от наслаждения, почувствовав под ладонями живую горячую плоть.
Брейден снова принялся целовать ее, но теперь его поцелуи не были такими жадными — скорее они содержали некий немой приказ. Тем временем его руки на ощупь расправлялись с тесемками на ее ночной рубашке и развязывали пояс на халате. В какой-то момент Кэролайн показалось, что Брейден избавится от ее одежды так же, как избавился от своей. Но каким-то чудом ему удалось сохранить терпение и действовать гораздо более осторожно, а потому Кэролайн даже не заметила, как оказалась совершенно голой.
Но от очага струилось такое уютное тепло, а его руки были такими умелыми и ласковыми, что она обнаружила свою наготу только тогда, когда он прижался к ней всем телом…
Это ощущение было столь неожиданным и в то же время столь чудесным, что Кэролайн, не сознавая, что делает, приникла к нему еше теснее. Его руки благоговейно скользили по ее дивному телу, словно Брейден старался на ощупь запомнить каждую линию и каждый изгиб. Он то теребил ее чуткие соски, то подхватывал ее под ягодицы, прижимая к себе.
И все это время его губы не прекращали своей волшебной игры, они покрывали Кэролайн частыми нежными поцелуями, как будто ему было жизненно необходимо отведать на вкус ее рот, ее шею, ямку над ключицей и затвердевшие от возбуждения розовые соски…
А потом неожиданно его темноволосая голова поднялась над ложбинкой между грудями, и их взгляды встретились. Не спуская с Кэролайн напряженного взора, Брейден медленно, но решительно опустил ее на пол.
Или, вернее, на теплую пушистую шкуру, на которой они стояли на коленях.
Но даже после этого Кэролайн не смутилась. Конечно, ее сердце билось так неистово, что готово было выпрыгнуть из груди. Но это был не страх — это был ответ на то, как часто и неистово билось его сердце. Нет, она не утратила отвагу… даже теперь.
Но стоило ей улечься на медвежью шкуру, и всей спиной почувствовать под собой густую мягкую шерсть, и увидеть, как Брейден, все еще стоявший на коленях, снял брюки и выпустил на волю то, что так настойчиво толкалось ей в бедро…
…и лишь тогда отвага Кэролайн покинула ее в одно мгновение, как вода расколотую вазу. Она просто не понимала, как физически возможно то, что должно было произойти… или, вернее, уже происходило.
Однако достаточно было взглянуть на Брейдена, чтобы убедиться, что он совсем не разделяет ее опасений. Он снова стал ее ласкать и вскоре прикоснулся к ней в том самом месте, где сосредоточилось жаркое пламя, волнами растекавшееся по телу. Как и следовало ожидать, она испытала еще большее наслаждение… только он ведь не мог на самом деле думать… он же не собирался прямо сейчас…
Но судя по всему, именно это он и собирался сделать, поскольку улегся на нее так же, как вчера, на качелях, только сегодня они оба были обнажены. Это оказалось так здорово, что Кэролайн чуть не застонала от восторга. И все же он не мог, ну не мог он…
Он смог. Гладкий кончик того самого невозможно огромного, невозможно твердого предмета коснулся ее там, в том самом месте. Кэролайн охнула от неожиданности, напряглась всем телом и судорожно вцепилась в его широкие плечи, служившие ей якорем с той минуты, когда мир вокруг начал вращаться в волшебном вихре удовольствия. Теперь она попыталась оттолкнуть эти плечи в отчаянной попытке его остановить.
Он с неохотой оторвался от ее губ и обратил на Кэролайн затуманенный взор.
— Что с тобой? — прошептал Брейден, и Кэролайн, лежа под ним, закусила горевшую от поцелуев губу, судорожно стараясь найти нужные слова.
Но у нее не повернулся язык. Как она могла признаться этому человеку, что с ним что-то не так, что определенные части его тела явно деформированы и это делает невозможной их близость? Но с другой стороны, Брейден всю жизнь только и делал, что занимался любовью с разными женщинами. Об этом знает весь Лондон. Так, может, дело не в нем, а в ней? Может, это она деформирована? Может, она с самого рождения стала жертвой какой-то неизлечимой болезни, но просто не знала об этом? Может, ей вообще не суждено изведать близость с мужчиной? Потому что если остальные мужчины такие же, как Брейден, ни один из них просто не поместится…
— Кэролайн. — Его голос показался ей довольно странным, как будто каждый звук давался Брейдену с превеликим трудом. Искоса глянув на него — вернее, на его лицо, загородившее для нее весь мир, — Кэролайн увидела, что он выталкивает слова сквозь стиснутые зубы. — Что с тобой?
— Ничего, — поспешила заверить Кэролайн. — Только…
Она почувствовала, как он налегает все сильнее, как кончик затвердевшего копья проникает туда, где недавно были его пальцы, как он раздвигает податливую плоть, горячую и скользкую от влаги…
И вдруг, как по волшебству, он оказался внутри ее. Он вошел в нее, не в силах больше сдерживаться, околдованный ее страстным, горячим ответом.
Он не хотел спешить. Он хотел быть терпеливым и чутким. Но все благие намерения пошли прахом, стоило ему ощутить это влажное, живое тепло. Стиснув зубы, он двинулся вперед, всего лишь на сотую долю дюйма… по крайней мере он так считал. Но оказалось, что этот рывок до отказа погрузил его копье в горячие тугие ножны. Она испуганно вскрикнула и дернулась в его руках.
А он почувствовал себя ужасно виноватым. Ведь ей было больно, тогда как он сам содрогался от наслаждения. Да и как могло быть иначе, если она стиснула его что было сил, сильнее, чем могла бы сделать это рукой…
Кэролайн, лежа под ним, широко распахнула глаза. Она зажмурилась, когда Брейден вошел в нее, и теперь у нее был вид человека, неожиданно познавшего великую тайну жизни.
— Прости меня, — хрипло выдохнул он, сжимая в ладонях милое лицо и осыпая его частыми поцелуями. — Прости, Кэролайн! Я так сильно тебя люблю…
Но Кэролайн, как будто осененная внезапной догадкой, ответила лишь тем, что слегка пошевелилась под ним… совсем чуть-чуть, но этого оказалось достаточно, чтобы он охнул от восторга, удивляясь тому, какая она тугая и горячая. А до нее в эту минуту дошло, что она напрасно ужасалась величине и твердости этого непонятного поначалу предмета. Теперь ей стало ясно, отчего возникало это ощущение пустоты и странного щемящего голода, когда Брейден ласкал ее пальцами. Это инстинкт твердил ей о том, чем на самом деле необходимо заполнить эту пустоту.
Наверное, осознание такой простой истины отразилось на ее лице, потому что Брейден снова поцеловал ее в губы и стал двигаться сильными, нетерпеливыми рывками, как человек, окончательно утративший контроль над собой. С каждым ударом он старался погрузиться в нее как можно глубже.
Внезапно Кэролайн, обхватившая его за шею и отвечавшая на его рывки, ощутила, как напряглось ее тело. Оно стало похоже на туго натянутую струну, покорную воле искусного музыканта. Едва дыша, с бешено бьющимся сердцем, она приникла к Брейдену, стараясь вобрать его в себя до конца.
