Странное дело! Постепенно щит Ловуса раскалился, что грозил расплавиться. Щит же Аспурка, напротив, представлял собой сплошную ледяную плиту. Буслаев смотрел на это как завороженный. Он вспомнил, что атакующие маголодии, как бы сложны они ни казались, состоят из простейших разнородных сил. Например, льда и огня. И что эти простейшие силы не так уж сложно заставить служить себе, если как-то суметь их разбробить и запасти. Мефодий с его острым чувством недоверии, воспитанным многолетней службой у мрака, ощутил затаенную опасность. Варсус видимо еще нет. В упоении атакой, уже в предчувствии победы, он носился над поляной, не отрывая от губ свою дудочку и продолжая обстреливать стражей мрака все новыми маголодиями.
И тут с той же завораживающей гибкостью, плавной в начале всякого движения и взрывной в конце, Ловус и Аспурк отпрянули друг от друга и, прокрутившись, метнули в пастушка щиты. От первого щита Варсус уклонился. Второй же пронесся так близко, что, задев светлого стража острым краем, оставил на его груди длинную кровавую полосу. Должно быть, проносящийся щит зацепил и дарх, потому что Варсус дернулся от боли и, отброшенный, закувыркался в воздухе. Очередная маголодия, отделившаяся от ею дудочки, зашипев, ушла в землю.
Варсус выровнялся и вновь поднес дудочку к губам, готовясь выпустить в оставшихся без защиты врагов убийственной силы маголодию.
— Нет! — крикнул Мефодий. — Улетай оттуда!
Пастушок обернулся. Пролетевшие мимо цели щиты возвращались. Причем почему-то с разных сторон. Страж света уклонился от них, лишь в последний момент осознав то, что Буслаев понял на три секунды раньше. ЩИТЫ АТАКОВАЛИ НЕ ВАРСУСА! Они неслись навстречу друг другу! Щит пламенеющий и щит ледяной столкнулись в полуметре от пастушка, одновременно высвободив те противоположные силы, которые до этого тщательно запасали. Сила маголодий обратилась против своего же хозяина.
Даже Мефодия, стоявшего довольно далеко, сшибло с ног. Волна жара прижала его к земле. Уже уткнувшись лицом в снег, он ощутил запах своих опаленных волос. Потом накатила вторая волна — и опаленные волосы Мефа покрылись коркой льда. Причем лед был не только на волосах. Снег, растаявший по всей поляне, застыл вновь, превратившись в лед такой гладкий и скользкий, что невозможно было подняться.
Освобождая волосы, Мефодий торопливо пустил в ход спату. После каждого удара он пытался подняться, но понимал, что все еще не может. Проще всего было бы обрезать примерзшую прядь, но Буслаев боялся, хотя и знал, что теперь волосы уже не кровоточат. С детства у него сохранился неописуемый ужас, возникавший всякий раз, когда он видел что-то острое у своих волос. Он хорошо помнил, как страшно закричала и упала в обморок мать, когда однажды маникюрными ножничками попыталась подровнять ему челку и оттуда вдруг брызнула кровь.
Приподнявшись на руках и немного оторвав от земли голову (его волосы все еще были в ледяном плену), Мефодий попытался нашарить взглядом Ловуса и Аспурка. Он не понимал, почему еще жив. Брошенная сулица давно должна была пришпилить его но льду. Однако стражи мрака, похоже, находились в таком же положении, что и он. Мефодий сообразил, что в момент столкновения щитов и высвобождения атакующей магии находился дальше всех и, значит, Аспурку с Ловусом должно было достаться больше. Сшибленные с ног тем же ударом, они пытались подняться. Сулиц в руках у них тоже не было. Ближайшая торчала в земле шагах в десяти от Ловуса.
Наконец они поднялись и, после краткого совещания, разделились Ловус заскользил по льду к Мефодию, раненый же Аспурк отправился добивать Варсуса. Пастушок, пострадавший больше других, лежал неподвижно. Перья его потемнели от копоти. Лицо было черным, брови и ресницы опалились. Аспурк, поскальзываясь и падая, тащился к нему по льду. Его правая рука повисла. Он не мог удерживать в ней совню и держал ее в левой, опираясь на нее, как на посох.
Аспурк был от Варсуса самое большее шагах в пяти и начинал уже прицеливаться совней, когда пастушок открыл глаза и с усилием встал. На его опаленных крыльях ломалось и звенело множество тончайших сосулек. Он стоял и, опираясь на гнущуюся рапиру, ждал Аспурка. Дудочки в его руках больше не было.
— Битва двух инвалидов! — прохрипел Аспурк и, тяжело взмахнув рукой, выбросил вперед совню.
Варсус ухитрился отразить ее рапирой. Однако, оказавшись без опоры, он не устоял и упал. Хотел под-пяться, но Аспурк толкнул его ногой в грудь и опрокинул на землю. Варсус лежал на спине и ворочался, как черепаха, пытаясь нашарить оброненную рапиру. Аспурк, тоже окровавленный, выглядевший не многим лучше Варсуса, левой рукой занес совню, чтобы разом покончить со стражем света, но отчего-то медлил.
— Это была безобразная битва… Резня какая-то… Своими маголодиями ты все нам испортил, — сказал он.
— Можем отложить, — с кривой улыбкой сказал Варсус.
— Нет, — покачал головой Аспурк. — Все закончится здесь и сейчас.
Наклонившись, он сорвал с шеи Варсуса крылья. Разглядывая их, стал медленно выпрямляться, но тут ею взгляд привлекло что-то продолговатое и словно бы живое, бьющееся у светлого стража под одеждой. Аспурк потянулся к нему — и вскрикнул от боли. Звякнула натянувшаяся цепь. Страшное маленькое существо, рванувшись ему навстречу, до кости рассекло Аспурку ладонь. Таргарианец отшатнулся — и тотчас в него вонзилась рапира, которую Варсус нашарил за секунду до этого. Удар был нанесен снизу вверх. Таргарианец, выронив звякнувшую совню, схватился за клинок рапиры двумя руками и стал медленно валиться вперед.
Смотрел он при этом не на рапиру, а все на то же маленькое злое существо, бесновавшееся на цепочке у Варсуса.
— У тебя есть дарх! — с трудом выговорил Аспурк. — ДАРХ! Ты что, один из нас?
— Ты удивлен? — спросил Варсус.
Но Аспурк не был удивлен. Он был уже мертв.
Тем временем рядом разворачивалась другая битва. Поначалу Ловус шел к Мефу по прямой, осторожно ставя ноги, потому что лед был скользким, как стекло. Совню он нес закинутой на плечо. Положение вроде бы не очень опасное, но Мефодий знал, что из такого готового уже замаха противник рассекается от плеча и до пояса, стоит только выбросить и опустить руки.
Не дойдя до Мефа, Ловус вильнул, и Буслаев понял зачем, когда увидел, что из земли торчит вонзившаяся сулица. Мефодий, все еще не высвободивший волосы, заспешил. От спаты проку было мало. Она только откалывала лед, примерзшие же волосы не освобождала. Опомнившись, Буслаев указательным пальцем начертил на льду руну жара. Края руны подтаяли, затем потеплел и центр, а еще спустя секунду Мефодий осознал, что стоит в луже, в которую превратился лед на метр вокруг.
Схватив спату, он хотел выпрыгнуть на лед, но понял, что лучше оставаться в воде, где ноги скользят меньше. Ловус, добравшийся до сулицы, с легкостью выдернул ее и, почти не целясь, из бокового, какого-то совершенно невероятного замаха метнул ее в Мефа. Тот отшагнул н перерубил ее быстрым, как молния, движением спаты. Наконечник сулицы с частью древка упал к его ногам, и Буслаев, наклонившись подхватил его.
