Поезд встал. Нет, никто подозрительный к вагону не подошел. Да и вообще никто в СВ садиться не собирался, хотя проводница открыла дверь. Уж больно дороговато из Ярославля в Москву ездить в спальном вагоне!
Сорокин вышел в тамбур, спустился на перрон. Проводница, стоявшая у лесенки, посмотрела на него не без удивления.
— Вы же вроде до Москвы садились? С девушкой?
— Отвергла она меня, — заговорщицким тоном неудачника-ловеласа произнес Сергей Николаевич. — Да и сам понимаю, что староват уже. Зато брата встретил. Выпили малость, поговорили. А тут как раз родной город, мать-старушка… Решил сойти. Братишку тоже звал, но ему нельзя — служба! Как штык в Москве должен быть. А я-то уж пенсионер, мне спешить некуда…
— Понятно, — с легким сочувствием вздохнула проводница, про себя заметив, что она лично такого отменно сохранившегося мужика отвергать бы не стала. За сорок, конечно, но в соку. И добрый, видать, раз не стал девчонке надоедать. Опять же — мать уважает…
Сорокин неторопливо проследовал по перрону, все еще осторожно поглядывая по сторонам. Нет, не ждут, не ждут его здесь! А Ярославль — город удобный. Пассажирская навигация, правда, на Волге уже закрылась, а то можно было бы и до Астрахани махануть малой скоростью. Но поскольку нынче не лето, то поездом придется ехать. В принципе, можно даже во Владивосток, именно здесь, в Ярославле, рельсы на восток поворачивают, ответвляясь от дороги, ведущей на европейский Север России. Сперва будет Кострома, это всего километров шестьдесят отсюда вдоль Волги, дальше на восток — Урал. Ну и далее, как у Твардовского: «…А за Уралом — Зауралье, а за Байкалом — Забайкалье, а там еще иная даль…»
ВОТ ТЕ И МОСКВА!
Когда гражданин Сухарев, он же Сорокин, скрылся в здании вокзала, проводница неожиданно заволновалась. Даже, можно сказать, всполошилась. Это ж все-таки Северная железная дорога, по ней и в Воркуту уехать можно! Ну и из Воркуты, соответственно… А вдруг этот самый, немолодой, но красивый — урка? Правда, те совсем крутые, которые нынче с зоны откидываются, в поездах не воруют — им, говорят, братва может личный «Мерседес» прямо к тюряге подогнать и на этом «Мерседесе» в персональный самолет завезти. То, что мужик паспорт, а не справку предъявлял, ничего не значит — даже если он сбежал с этой самой зоны, ему та же братва даже заграничный выписать может и прямо с нар на Канары отправить. Правда, девка, с которой он садился, вообще американскую ксиву показывала, но проводница импортных паспортов вовсе не видывала, да и английским владела слабовато. Фиг его знает, что там у ней за корочки с орлом? Да и садились они как-то не по-людски. На разъезде каком-то… Откуда там американке взяться? Да и трепалась девка по-русски считай без акцента вовсе… Ох, а не удавил ли ее это тип?! Попросил, может, о чем эдаком, она его, хрыча старого, и впрямь отвергла, а козел этот решил насильно… Маньяков-то нынче пруд пруди!
Но все же проводница не стала звать ментов, а дождалась сигнала к отправлению, влезла в вагон и лишь после этого решила проверить, все ли в порядке.
Когда она подошла к купе, где прежде ехал сошедший пассажир, и прислушалась, то половина ее опасений рассеялась как дым. Из купе долетало тихое посапывание. Жива, стало быть! Но может, этот типчик у нее баксы упер? Ежели она взаправду американка?
И проводница решила постучать в дверь.
Галя открыла не сразу. Во-первых, потому что ее было непросто разбудить, а во-вторых, она обнаружила, что по-прежнему едет в купе одна. Засыпала вроде бы засветло, а сейчас уже глубокая ночь.
— Кто? — спросила Галя, когда стук повторился. — Это вы, дядя Стас?
— Нет, это проводница!
Галя открыла защелку и села на полке, сонно помаргивая.
— Извините, что побеспокоила, девушка, — немного волнуясь: вдруг и правда американка?! — произнесла проводница. — Ваш спутник, не знаю, кем он вам доводится, отчего-то сошел в Ярославле. А билет у него, как и у вас, до Москвы. Вы его хорошо знаете? Если нет, то гляньте: не пропало ли чего?
«Мисс Твиггс» включила настольную лампу и открыла сумочку. Паспорт на месте, кредитки тоже, кэша не убыло. Проводница в кредитках понимала немного, но наличные баксы приметила. Если б ей довелось воровать, то она даже пару сотен зеленых посчитала бы неплохой добычей…
— Тут все о’кей, — сказала Галя. — Куртка тоже осталась, кроссовки, а больше у меня ничего не было. Дядя Стас только свое взял… А зачем он сошел?
— Да, говорит, мать решил навестить. Мол, она у него в Ярославле живет. Только вот говор у него не ярославский…
— А какой? — Галя вообще-то еще не очень проснулась.
— То-то и оно, что невесть какой. Я-то уж по этой линии не первый год катаюсь, да и на других бывала. Запросто могу ярославца или костромича от вологжанина или архангельского отличить. Хотя вроде бы все окают — а по-разному. И москвичей ни с кем ни спутаю, даже с питерскими… Ну да ладно, раз ничего не пропало — еще раз извините, — и проводница покинула купе. — Досыпайте, еще часа четыре до Москвы ехать.
Галя еще немного глазками похлопала, но всерьез задумываться над тем, отчего ее спаситель так неожиданно исчез, не стала — спать хотелось. И, закрыв купе на защелку, американская гражданка снова прикорнула на полке с намерением не просыпаться до самой Москвы.
Что же касается проводницы, то она решила проверить и второго человека, с которым общался досрочно сошедший пассажир. То есть генерала Сорокина.
Здесь ей тоже сразу удалось успокоиться насчет жизни пассажира. Храп облвоенкома можно было услышать, даже не приближаясь к двери. Однако насчет того, что эти пассажиры — братья, имелись сомнения: согласно билету один был Сорокин, а другой — Сухарев. Хотя, конечно, могли являться сыновьями одной матери от разных отцов. Подумав, проводница не стала стучаться — дядька больно важный, военный, два полковника провожали. Еще и обматерит спросонок, а потом нажалуется куда-нибудь.
Время шло, поезд ехал и так помаленьку добрался до Александрова. Отсюда до Москвы всего ничего оставалось, в Сергиев-Посаде этот поезд не останавливался. Да и в Александрове стоять предполагалось минут десять. Тут и вовсе можно было дверь не открывать, потому что, как правило, редко кто собирался на здешнюю платформу высаживаться, и уж тем более — садиться в дорогой вагон, чтоб ехать туда, куда можно на электричке добраться.
Однако на сей раз проводница не угадала. Поезд еще не успел остановиться, как к двери СВ подскочили четверо плечистых молодцов в кожаных куртках.
— Проводник! Открыть дверь! Милиция! — и тот, что был старше, показал через стекло ксиву.
«Так и есть, урку везла! Затаскают теперь!» — тоскливо подумала проводница, костеря себя за то, что не настучала ментам в Ярославле. Но вагонную дверь, конечно, открыла. Двое из этих, плечистых-мордастых, едва не сшибив проводницу с ног, вломились в тамбур, влетели в коридор и, ничего не спрашивая, подскочили к двери того купе, где посапывала Галя. Вытащив пушки, встали по обе стороны от двери, а еще пара со стороны перрона окно страховала. «Неужто еще и стрелять будут? Во влипла!» — напугалась проводница. С перепугу она даже позабыла, что, кроме девки, которая вовсе не выглядела бандиткой, из купе отстреливаться некому.
