И тогда меня осенило.
Я вспомнила, что сказал Люк о лимузине.
— А почему бы нам и не поехать? — сказала я, и мое сердце как-то странно заколотилось под букетиком Люка. — Поехали на вечеринку к Куангу. Еще рано — только десять часов. Там, наверное, все только начинается.
— Я слышала, он собирался разжечь костер, — сказала скучающая Лиз, которой, явно, было уже не так скучно.
— А я слышала, что они решили устроить запрещенный фейерверк, — добавила трогательная Бренда.
— Поехали, — сказала я. — Люк говорит, что мы можем взять его лимо.
Трина заморгала.
— Ты серьезно?
— Конечно, — ответила я. — Зачем ему лимо? У пего есть «харлей».
— Время уходит, — сказал Стив, отпустив ногу Трины, — быстро в машину.
Мы и не подумали попрощаться с Люком и Джери. Потому что они были слишком заняты своим танцем. Не стоило им мешать. Я видела, с каким недоумением на лице смотрел на них доктор Люис.
Он ничего не мог поделать в этой ситуации. Джери уже исполнилось восемнадцать лет, она совершеннолетняя. Если они с Люком захотят позже снять в гостинице номер — то кто может их остановить?
И все же я готова была держать пари, что Джемма-Джем попытается это сделать.
Меня несколько удручали размышления о заголовках в завтрашних газетах. Ведь пресса очень скоро обнаружит, что Люк бросил меня ради другой девушки.
Или, возможно, они посмотрят на это с другой точки зрения. Как раз наоборот, это я бросила Люка на «Весенних танцах», чтобы поехать на другую вечеринку. Их не поймешь. И такое могло случиться.
Когда шофер остановил лимузин перед домом Куанга — перед громадным деревенским домом, с большим амбаром, посреди собственного леса с речкой, рядом с полем, засеянным кукурузой… — таким замечательным местом для шумной вечеринки с костром и запрещенным фейерверком, — он скептически спросил:
— Вы именно сюда хотели приехать? Мы хором с восторгом крикнули:
— Да, спасибо! — выскочили из машины и побежали к горевшему вдалеке костру.
Там были все. Ну, все те, кого не было на «Весенних танцах». Там стоял длинный стол для пикника с чипсами и колой, там была стереосистема с двумя такими мощными усилителями, что музыка звучала на всю округу.
Куанг сидел у полыхающего костра с прутиком в руке. На конце прутика поджаривался маршмаллоу, кукурузный сироп. Рядом с Куангом сидела Кэйра Шлосбург. У нее на коленах лежал открытый пакет с крекерами и наполовину съеденная плитка шоколада. Когда мы подошли, они виновато захихикали.
И, судя по одинаковым следам маршмаллоу на губах Кэйры и Куанга, они виновато хихикали не из-за того, что нарушили диету.
Все пришли к костру, шумно требовали себе маршмаллоу и болтали о том, что происходило на «Весенних танцах». Вся компания обрадовалась, узнав, что я была избрана королевой. Я услышала знакомый смех и стала оглядываться…
…на бревне, по другую сторону костра, сидел Скотт.
Я знала. Так и должно было быть.
Ну, не совсем ТОЧНО так. Сердце в груди беи и» но заколотилось. И внезапно я почувствовала, что не могу вздохнуть. Это был очень важный показатель.
Того, что я влюблена в Скотта Беннетта. Того, что я, в сущности, была влюблена в него всю мою жизнь. И вдруг перед моими ослепленными костром глазами промелькнули картины — имя Скотта, написанное на абонементе книги «Туманность Андромеды» как раз над моим именем; Скотт, вылезающий из своей машины в тот день, когда мы расходились на каникулы; Скотт, поднимающий меня над бревном; Скотт, рассматривающий мой макет газеты; Скотт, догоняющий меня на стоянке ресторана «Чи-Чи» с мокрой губкой; Скотт, помогающий мне спасти Бетти Энн…
И я поняла. В конце концов, я поняла. То, что Трина поняла уже давно. И, по-видимому, Люк тоже.
Но я до сих пор этого не знала.
А теперь — знала.
Вот почему я пошла и села рядом с ним, совершенно игнорируя мой бешеный пульс, внезапно участившееся дыхание и, больше всего, неотвязную мысль о том, что, может быть, я опоздала. Опять,
— Привет, — сказал Скотт.
Даже не знаю, как мне удалось вымолвить хоть слово.
— Привет, — снова сказал Скотт. — Это настоящий бриллиант? Или жутко реалистичная имитация?
Я заговорила.
— Что? Ох! — Я вдруг вспомнила, что на мне все еще надета корона, и смутилась. Я сняла корону и положила ее на бревно между нами. — Извини. Я — королева.
— Я всегда так думал, — галантно сказал Скотт. — Хочешь маршмаллоу?
И он протянул мне хорошо прожаренный маршмаллоу на прутике,
— Конечно, — сказала я и быстро стащила его с прутика. — Спасибо.
— Итак, — Скотт надел новый маршмаллоу на прутик и сунул его в огонь, — «Весенние танцы» закончились?
— О нет, — сказала я. — Они еще продолжаются. И внезапно я вспомнила, кто там остался. Там, на
«Весенних танцах». Люк. И Джери. Бывшая подружка Скотта. А что если он меня спросит? Если он спросит, что стало с моим кавалером? Правда ли то, что он влюблен в кого-то еще? И что если он все еще неравнодушен к Джери?
— Тебе там было хорошо? — спросил Скотт.
— Нет, — ответила я небрежно, хотя ощущения мои были гораздо более серьезными.
— Что случилось с Люком? Вот оно.
— Ну, — медленно начала я.
Но оказалось, что я могу и не продолжать. Потому что продолжил Скотт:
— Ты же знаешь? О Джери?
Я не смогла есть маршмаллоу, который дал мне Скотт. Я не смогла бы съесть вообще ничего, даже если бы постаралась. Когда он это сказал, у меня одеревенели руки, и маршмаллоу, несмотря на то, что он такой липкий, выскользнул у меня из пальцев и упал в пыль у моих ног.
— ТЫ знаешь? — спросила я не своим голосом. Скотт посмотрел не на меня, а на маршмаллоу.
— Ага, Джери мне рассказала.
— Когда?
— Вчера.
ВЧЕРА?
— А почему ты мне не рассказал?
— Я пытался, — ответил Скотт. — В машине, помнишь?
Так значит, об ЭТОМ он хотел сказать…
— Полагаю, мне нужно было быть настойчивее. Но… — Скотт протянул мне новый золотистый маршмаллоу, — Я думал… ну, ты могла бы расстроиться.
Я и второй уронила.
— РАССТРОИТЬСЯ? По поводу Люка и Джери? — Я уставилась на Скотта. — Почему ЭТО должно было меня расстроить?
Скотт удивился.
— Ну, потому что…
— О господи, — сказала Трина, рухнув на бревно рядом со мной. — Ты видела эти следы маршмаллоу на губах Кэйры и Куанга? Докладывай, Скотт. Чем занималась эта парочка до того, как мы приехали?
