– Дай руку! – Дядя помог мне залезть на подоконник, открыл защелку разбитого окна. – Добро пожаловать в мой дом!
Впрочем, когда я заглянул в комнату, мне сразу стало не до грустной иронии его слов – помещение затягивала густая паутина. Вновь вспыхнуло пламя самодельного факела, и дядя Павел начал решительно прокладывать дорогу в недра зловещего дома. Благополучно преодолев превратившуюся в логово пауков комнату, мы вышли в коридор. Там почти не было паутины, и только с потолка свешивались длинные, облепленные пылью нити. Теперь нам предстояло незаметно подняться на третий этаж. Это оказалось довольно сложно, поскольку наверх вела только одна, находившаяся у всех на виду лестница. Бесшумно преодолев последние метры коридора, я выглянул из-за выступа арки…
– Ты прекрасна, любимая, ты будешь моей королевой, – негромко произнес стоявший на лестничной площадке Странник. – Ты последнее чудо этой земли.
К счастью, маньяк стоял ко мне спиной. Справившись с испугом, я вновь выглянул на лестницу. Ее озарял трепетный свет бесчисленного множества стоявших на ступенях свечей. Между ними находился узкий проход, до которому медленно шла потрясающе одетая девушка. Ее длинное платье со шлейфом было усеяно сотнями тысяч сверкающих камней. Их грани отражали огоньки свечей, разбрасывая повсюду многоцветные искры. Потрясенный увиденным зрелищем, я не сразу сообразил, что обладательницей этого лучезарного, огненного платья была моя сестренка.
– Я все правильно сделала? – с несвойственной ей робостью спросила Лора. – Я сказала тете Ире, чтобы она не возилась с ужином и…
– Как бы ты ни поступила, что бы ни сказала, моя королева, это будет правильно. – Странник шагнул ей навстречу, протянул руку. – Это наш праздник, идем же, любимая.
– Подожди… – Пальцы Лоры выскользнули из ладони Странника. – Мое сердце неспокойно. Порой мне кажется, что я не знаю цели, к которой иду. К чему ты стремишься – завладеть миром или уничтожить его?
– Разве это имеет значение? Живи одним днем, наслаждайся мгновениями счастья и не думай о будущем. Жизнь человека так коротка, зачем омрачать ее сомнениями? Сейчас начнется бал, мы будем танцевать до утра, влажные лепестки роз будут падать на твои разгоряченные щеки…
– Почему мы не можем просто любить друг друга?!
– Вспомни свои сны. Ты творила зло наравне со мной, ты знала, кто я, и все же хотела моего освобождения. Нам было весело.
– Но это только сны!
– Вся жизнь – сон. Я не властен изменить свою судьбу, но у тебя, любимая, еще есть выбор. Ты можешь отказаться от меня.
Лора ничего не ответила и торопливо пошла вниз. Ее платье переливалось при каждом движении, отбрасывая на стены снопы разноцветных искр. Странник внимательно смотрел ей вслед. Его губы кривила загадочная полуулыбка, немного помедлив, он также начал спускаться. Путь на третий этаж был свободен.
Ступеням не было числа, будто мы поднимались прямиком в небо. Откуда-то сверху на нас струился призрачный, таинственный свет луны, но все остальное скрывал глубокий мрак, сквозь который удавалось различить только ступеньки под нашими ногами. Фонарик погас еще в самом начале подъема, факел и свечи не желали гореть, и нам ничего не оставалось, как на ощупь карабкаться по нескончаемой лестнице. Еще не привыкший к иллюзиям дома, дядя Павел заметно нервничал, раз за разом спотыкаясь на замшелых ступенях:
– Бабушка Тата рассказывала о видениях, которыми одурманивает людей этот жуткий дом, но я и представить не мог, насколько они реальны. Скажи, что я сплю, Мишка.
– Если только считать жизнь сном, – неожиданно повторил я слова Странника.
– Кажется, прибыли. – Дядя Павел толкнул находившийся над головой люк. – Будто на Останкинскую башню без лифта поднялся.
Мы находились на просторной, огороженной каменными перилами смотровой площадке. Над нашими головами раскинулось черное небо с редкими лилово-серебристыми облачками, висела тяжелая, окруженная золотистым ореолом луна. А когда я посмотрел вниз, то почувствовал, как все внутри меня холодеет и сжимается от страха… С огромной высоты смотровой площадки можно было бы увидеть все Алексино, но расстилавшийся у наших ног городок поглотил мрак. Похожее на огромную чернильную кляксу пятно накрыло его улицы и скверы, захватив почти все районы. Только на восточной окраине еще можно было рассмотреть золотившиеся электрическим светом кварталы. Где-то там находились сейчас Александра, Ромка, Бальт… Щупальца тьмы расползлись и за пределы города, дотянувшись до серебристой нитки железной дороги и соседних деревенек.
– Черт бы побрал этого Странника! – выругался сквозь зубы дядя Павел. – Не обращай внимания на всю эту чертовщину. Мы пришли сюда делать свое дело, и никто не сможет нам помешать. Как ты думаешь, Мишка, где мы находимся на самом деле? Поднялись в башенку или еще бродим по чердаку?
– Не знаю. Раньше дом менялся изнутри, а снаружи выглядел как обычное строение, теперь же он вырос до небес. Или это очередная иллюзия.
– Ладно, не будем гадать. Я верю, что мы в любом случае добьемся своего. Помоги мне…
Дядя Павел начал готовиться к магическому ритуалу – расстелил на полу белую салфетку, поставил по углам четыре свечи, а в ее центре установил глубокое блюдечко…
– Вы будто стол сервируете.
– Самому смешно, но так учила бабушка Тата. Это жертвоприношение. Оно позволит на какое-то время выкупить душу Антона, отсрочить приговор. – Дядя Павел плеснул в блюдце молоко, достал из пакета баночку с медом. – Впрочем, самая главная жертва – не эти продукты, мы должны отдать Душе дома часть себя…
– То есть? – Я с опаской посмотрел на сидевшего рядом мужчину. Кто знал, на что он мог пойти ради спасения сына.
– Пряди волос вполне достаточно. Проблема в другом. Эту жертву должны принести как минимум два близких родственника, лучше всего отец и мать, но Ирина явно не в себе. Потому я и попросил тебя о помощи, Мишка.
– Без проблем. Хоть наголо меня постригите, лишь бы Антону это помогло.
– Этого не потребуется, – он улыбнулся, продолжая готовиться к жертвоприношению.
Я плохо запомнил подробности ритуала. Дядя Павел довольно долго колдовал над блюдечком, смешивая принесенные из дома припасы, потом вылил эту смесь на пол, произнес какие-то слова и наконец занялся стрижкой. Моя прическа не слишком пострадала – я лишился только одной прядки, которую дядя Павел смочил остатком смеси и сжег на пламени свечи. То же он проделал со своими волосами. Наблюдая за его довольно странными манипуляциями, я гадал, какими могут оказаться последствия этих действий. Прогноз получался неутешительным…
– Повторяй за мной, – негромко попросил дядя Павел. – Отдаю тебе, Душа дома, частицу себя, молю принять мою жертву и отпустить до срока принадлежащего тебе Антона. Да будет так!
– Да будет так! – громко повторил я.
С громким хлопком взметнулось в небо пламя четырех свечей, три из них моментально погасли, а четвертая продолжала дымить, оставляя в воздухе черный след. Дядя Павел вытер пот со лба.
