– Ах вот ты как… Да я тебя… – Костя попытался оторвать штакетину.
– Это мой забор, не надо его ломать! – возмущенно закричала Мария.
– Ничего, новый поставим! – грозно завопил Константин.
– Какой щедрый, а? А с женой ты этот вопрос согласовал?
– Ты, да ты…
В этот момент откуда-то со стороны, из-за деревьев, закричали:
– Маша, это ты? Маша, что случилось?
К ним бежали Ласунская, Рожкина и Ахмед – позади дам, с ружьем наперевес.
Ружье в руках Ахмеда произвело на Костика невообразимое впечатление. Любовник Марии сразу же изменился в лице, словно опомнился. Попятился.
– Все в порядке, Ахмед, – предупреждающе произнес Федор.
– Что за крики тут опять, что за вопли, – тяжело дыша, спросила Ласунская. Очки все-таки соскользнули с ее носа. Но она в последний момент успела их поймать.
– Небольшие разногласия по поводу вишневого сада, – ответила Мария.
– Ничего себе небольшие! – возмутилась Рожкина. – Я думала, тут убивают кого-то. Такой шум!
– Нет-нет, все в порядке, – преувеличенно бодро заверила молодая женщина. – Это просто эхо, наверное. Очень поздно, я пойду спать. Всем спокойной ночи!
– Эхо? – пробормотал негромко, но вполне отчетливо Костя. – Вот уж не думал, что распутство теперь эхом принято прикрывать…
– Спокойной ночи всем! – все так же громко, даже грозно повторила Мария и скрылась за своей калиткой. Решительно, даже вызывающе, со скрежетом девушка задвинула щеколду и растворилась в ночных сумерках. Через минуту в окнах ее дома вспыхнул свет.
Федор ее поведение растолковал однозначно – Мария никого сейчас не желает видеть рядом с собой. Что ж, пускай, лишь бы и Костя не рвался бы следом за ней.
Ласунская с Рожкиной, переглянувшись многозначительно, тоже двинулись к своим домам.
Костя некоторое время еще стоял, со страхом и раздражением глядя на ружье в руках Ахмеда, затем сорвался с места и убежал. Тогда и Федор с Ахмедом отправились к себе домой.
Гости ушли, от мангала тянулась струйка белого дыма, скоро и она рассеялась. Часть скамеек повалена, всюду пластиковая посуда, пустые бутылки.
– Ладно, завтра тут все уберем… – вздохнул Федор и отправился в дом.
Уснул он как убитый, едва коснулся щекой подушки, и снились ему какие-то непонятные, яркие, тревожные сны. То ли найти ему надо было кого-то, то ли бежать за кем-то… Или рассказать кому-то о чем-то важном, срочном. Но вот кого найти и что рассказать?
– Федя… проснись! Что тут произошло? Федя! – Кто-то тормошил его.
– М-мм… – простонал он. Еще даже не успев открыть глаза, мужчина ощутил приступ глубокого раскаяния. Зачем он вчера столько пил?
Федор на автомате сел на кровати, некоторое время так и сидел, опустив голову, не в силах пошевелиться.
– Федя! – опять он услышал этот голос. Знакомый голос.
– Ты? – Он поднял голову, с трудом разлепил глаза. – Таша?
И точно, перед ним стояла она, его невеста.
– Таша, ты как тут оказалась? – с изумлением спросил Федор.
– Бедный… – с сожалением, в котором тем не менее явственно сквозило недовольство, произнесла Таша. – Ты пил? Никогда еще не видела тебя пьяным.
– Я уже в порядке, – пробормотал Федор. – Погоди, сейчас умоюсь…
– Ты помнишь, что я сегодня должна приехать? Мы же договаривались, или ты забыл про меня?
– Нет, я не забыл про тебя. Я забыл, какой сегодня день.
Пока Федор, собрав в кулак остатки сил, плескался и брился в ванной, в его гудящей голове всплывали отрывки вчерашнего вечера. Кажется, все прошло более-менее прилично? С Костей он все-таки не подрался, Марии не домогался настойчиво. Но в любви ей все-таки признался и даже позвал с собой в Америку… В общем, сулил девушке горы золотые. А, и они целовались еще!
– Я тебе кофе сварила. Будешь? – Таша хлопотала на кухне. – Этого твоего сторожа надо звать? Хотя это глупо, завтракать с обслуживающим персоналом.
– Нет. Он все равно не пойдет.
– Он меня и пускать не хотел… Странный старик. Ты что, не предупредил его о моем приезде? Только когда я сказала, что я твоя невеста, лишь тогда он мне открыл ворота… Представляешь? А я на такси, и такси уже уехало. И твой телефон не отвечает.
– Разрядился, наверное. Прости.
Федор медленно, осторожными глотками прихлебывал кофе и рассматривал Ташу, хлопотавшую у разделочного стола. Он словно не узнавал ее. Не понимал, что перед ним его невеста, его верная, порядочная, добрая Наталья. Таша. Его друг. Его судьба. Его будущее.
– Бутерброды, – она поставила перед ним тарелку. – Есть аппетит? Или таблетку поискать?
Вот Таша – она, например, много старше Марии? Нет, нет, не много. Марии тридцать четыре, а Таше тридцать восемь. Но сейчас Таша вдруг показалась Федору какой-то пожилой. Вернее, не пожилой, а… тусклой. Словно припыленной, что ли. Бледное узкое лицо без грамма косметики, светло-русые, пушистые, короткие волосы. Одета Таша так вовсе по-молодежному – узкие бежевые джинсы, полосатая футболка, белые кроссовки. К тому же ни морщин, ни седых волос у Таши не наблюдалось. Очень худощавая.
Но такое впечатление, будто Ташу вымочили в каком-то растворе. Который растворил все яркие краски, оставил лишь одну бледную оболочку. То есть Таша выглядела очень современно… Пожалуй, именно так и выглядят типичные европейские молодые женщины. Когда ни цвета, ни форм, ничего. Один условный контур.
Или если и дальше с живописью сравнивать, то Таша – бледная акварель, почти вода. А Мария – картина маслом. Каждая деталь – яркая, сочная. Конечно, после Марии любая женщина покажется бледной молью…
* * *
Мария проснулась оттого, что улыбалась во сне. А что за сон был? Она не помнила. Но открыла глаза с ощущением счастья.
С чего оно вдруг, это ощущение счастья, почему не проходит вместе с пробуждением? Ведь все же плохо, очень плохо. Работы нет, запасы на зиму погибли, что еще… А, с Костей они вчера поссорились.
Федор. Боже мой, она же с ним вчера целовалась! И он предложил ей поехать с ним в Америку. Шутил или всерьез? Ни так, ни так. Просто был пьян. Болтал. Конечно, к его предложению нельзя относиться всерьез, как и к этим поцелуям.
Но все равно на душе приятно и легко. Наверное потому, что голова отключилась на какое-то время вчера, и Мария жила только чувствами, ощущениями. Вот и сейчас она помнила тепло вчерашнего вечера, вновь ее ноздри защекотал запах речной воды и осоки. А плечи ее помнили ладони Федора, губы – его поцелуи. Если бы не появился Костик, то… ну да, у этих поцелуев было бы продолжение. Случилось бы всё. И Марии не было бы стыдно, потому что в любви нет ничего стыдного, потому что это так чудесно – забыть о суетных проблемах и отдаться во власть летнего вечера, во власть мужских рук. В сущности, самой стать частью природы и того, главного, что двигало жизнь на протяжении веков и тысячелетий.
