– Нет. Всего лишь слова.
– Ты за слова будешь платить деньги? – изумился боярин.
– Ты правильно понял, боярин, – спокойно ответил Андрей. – Но не за пустые слова, не за сказки. Мне нужны слова, в которых есть все, что касается Новгорода.
– Да на что он тебе сдался? Ты же немец! Я тебе могу рассказать все о войне в Ливонии, полагаю – это тебе ближе, там же немцы живут.
– О том пусть у других голова болит.
Боярин задумался, потом просветлел лицом.
– Я понял, ты немецкий лазутчик!
– Помилуй бог, боярин! Сам рассуди: зачем немцу нужно знать, что русский царь желает предпринять в отношении свободного города?
– Верно, немцу это не надо. А вот шведу – в самый раз! – Боярин широко улыбнулся, радуясь догадке.
– Какая тебе разница, боярин, швед я или немец? Ты же, передав мне сведения, не нарушаешь клятвы царю и целование креста. Я же не о Коломне прошу рассказывать, она московский город. Вот, скажем, я попросил бы тебя о Крыме рассказать, о крепости Перекопской?
– Нешто я о ней знаю? Вроде нет.
– Вот и о Новгороде. Узнаешь что серьезное – сообщи. Даже и искать меня не надо, пошли слугу – мол, поговорить надо. Я сам к тебе домой приду, как сегодня.
Боярин недолго подумал.
– Считай, уговорил. А как платить будешь?
– За серьезные новости – серьезно, а за мелочь… ну, сам понимаешь.
– Есть у меня знакомые среди опричников, и не на последнем месте, царя чуть ли не каждый день видят, – задумчиво сказал боярин.
– Вот, в правильном направлении голова у тебя работает. Ну, не мне же тебе подсказывать.
– Озадачил ты меня!
– У Новгорода много врагов, но есть и друзья, – загадочно сказал Андрей.
С боярином они расстались почти друзьями.
– Только о нашей совместной… – Боярин замялся. – Молчок!
– Само собой, – тут же подтвердил Андрей. – Больше скажу. Если узнаешь, что над тобой тучи сгущаются, мало ли – навет какой, то в Новгороде тебя примут.
– Даже так?
– Смотря как радеть за дело будешь.
Андрей шел по улицам Москвы и радовался. Надо бы еще осведомителей завести, растянуть вокруг царя паутину. Иван Грозный руками опричников в Новгороде пакость устроить собрался, а он, Андрей, в Москве противодействовать ему будет.
Сегодня пришло время встречаться с писарем Сафоном. Андрей пришел заранее, договорился с хозяином, чтобы комнату отдельную снять, заказал курицу жареную, пирогов и пива – так как еще один гость придет. Пока прислуга сносила в комнату заказ, он сидел в общей трапезной, людей оглядывал. Осторожничал – не без того.
Писарь возник на пороге, оглядел зал. Андрей едва заметно кивнул и прошел в отдельную комнату. Писарь, немного помедлив, – за ним. Шагнув за порог, он увидел на столе закуски, и глаза его жадно заблестели. Понять его можно было – целый день за столом провел.
– Садись, Сафон, угощайся. Сейчас пиво принесут.
Сафон не заставил себя упрашивать, он уселся и набросился на еду – только кости у курицы трещали. В это время прислуга принесла жбан пенистого пива – Андрей сам разлил его по кружкам. Сафон свою осушил моментом, Андрей же только уполовинил: если совсем не пить, писарь насторожиться может.
Четверть часа за столом не разговаривали. Андрей не торопил Сафона, пусть насытится. Сытый человек добрее, уступчивей, не так подозрителен.
Наевшись, писарь отвалился от стола на спинку лавки.
– Ох, хорошо!
– Не без того. Принес?
Писарь воровато посмотрел на запертую дверь и вытащил из-за пазухи свернутую рулоном бумагу. Андрей взял рулон, развернул. Почерк у Сафона хороший, не соврал он, что чисто пишет. Но слова в предложениях слитно, без пропусков идут, как было тогда принято, и половины гласных букв нет – читается трудновато. А бумаг несколько.
– Ты мне сам вкратце расскажи, о чем тут. Я по-русски читаю плохо.
– Вот здесь, – писарь взял одну бумагу, – список послания к свейскому королю. А в этой, – писарь ткнул пальцем, – царь Иоанн просит за бояр русских, что в плену у басурман томятся, хочет, чтобы за выкуп отпустили.
В принципе, для Гермогена ничего интересного, о Великом Новгороде – ни слова. Но писарю Андрей дал деньги – надо же поддержать Сафона, заинтересовать материально. Не исключено, что в следующий раз он принесет что-то более ценное. К тому же через его руки, руки рядового писаря, совсем уж секретные бумаги явно не проходят. Но и по косвенным сведениям иногда можно правильные выводы сделать, если сведения из разных источников. Так из маленьких кусочков мозаики сложится целостная картина.
Расстались они почти друзьями. Сафон облобызал Андрея при расставании и едва не пустил пьяную слезу.
– Ну-ну, будет, все хорошо! – похлопал его по плечу Андрей.
– Благодетель! – Сафон был явно доволен и растроган деловой встречей.
– Встречаемся здесь же, через седмицу, – напомнил Андрей.
Дома он спрятал списки в тайное место. Когда будет действительно что-то ценное, все бумаги Егор в Новгород доставит.
Необходимость в поездке возникла быстрее, чем Андрей предполагал. Добравшись до лавки, он увидел у двери человека в одежде холопа.
– Не ты ли Вилли Кранц будешь? – Холоп низко поклонился Андрею.
– Он самый.
– Боярин Замойский просит ввечеру у него быть.
– Передай – обязательно буду.
Просто так боярин вызывать его не будет, стало быть – деньги надо взять. Вечер уже, скоро стемнеет, и надо поторопиться. Одно плохо – пивом от него сильно попахивает.
Андрей поднялся в жилые покои, взял кошель. В рукав кистень спрятал, а за отворот камзола – пистолет. Не боярина боялся, но ему еще обратно идти, а лихих людишек в Москве во все времена хватало.
Поскольку лошади и возка у него не было, Андрей отправился пешком. Дом боярина почти в центре, да и Немецкая слобода не на окраине, идти недалеко.
Видно, холоп-привратник уже извещен был, потому что калитка отворилась, едва Андрей постучал – он и сказать ничего не успел. По обличью холоп сразу определил в нем иноземца и провел в дом.
Боярин принял его в горнице.
– Здравствуйте, Григорий Степанович! – поприветствовал Андрей боярина.
– Вечер добрый, Вилли! Садись.
Андрей покосился на иконы в красном углу, но креститься не стал. Он же «немец», лютеранин, не пристало ему православным иконам поклоняться.
По традициям деловой разговор сразу не начинался. Сначала беседовали о погоде, о семье, о видах на урожай. Андрея такие разговоры тяготили и раздражали – лишняя трата времени. Боярин, видимо, временем не располагая, думал так же.
