Милицейский фургон… Он меня не интересует. Есть две категории тех, кто знает все, что происходит в округе, – это бабки у подъезда и алкаши. Первые вряд ли мне доверятся, тут нужно женщину отправлять, она их разговорит. А вот алкаши…
Где тут собираются алкаши, интересно? Ага, вон магазинчик, и, судя по вывеске, круглосуточный.
Пошел туда, столкнулся лоб в лоб с куда-то спешащим местным аборигеном, без вступления простецки предложил:
– На двоих будешь?
Алкаша звали Дима…
– А чо у вас тут делается-то? – Сидя на лавочке, вытащенной в тенечек под деревце, мы культурно отдыхали – сиречь выпивали и закусывали. Точнее, мой визави выпивал и закусывал, а я просто закусывал, что обе договаривающиеся стороны более чем устраивало…
– …
– Ментов вон понаехало…
– Да Лизку типа мочканули. Давалку тут одну…
– Мочканули? – заинтересовался я. – А за что?
– А хрен его знает… – философски ответил синяк, – доб…овалась, наверное. К ней тут не один ходил, баба-то красивая…
– Доб…овалась? А чо, где работала?
– А х… ее знает. Ее мало видно было, она иногда неделями пропадала.
– А кто к ней ходил?
– Да разные… – Синяк подслеповато уставился на меня. – А тебе-то какое дело?
Я достал удостоверение журналиста (красные корочки, фотография, остальное на цветном принтере распечатал) и бумажку в сто гривен.
– Чо, журналист?
– Ага. Репортаж делаю. Еще на бутылку хватит, надеюсь.
Алкаш непроизвольно сглотнул слюну.
– Это… Я про нее мало что знаю. Тут есть такой… Колун мы его зовем. Вот он про нее много расскажет.
– А далеко Колун-то?
– Да тут живет… Дрыхнет, наверное.
Я достал еще одну стогривневую банкноту.
– А если разбудить?
Колун оказался таким же алкашом, только с квартирой. Квартирой тире притоном. Увидев сто гривен, он оживился и проявил гостеприимство – в расчете на то, что я проявлю щедрость. Делать было нечего – сходили до ларька, еще затарились водкой и поднялись к Колуну в квартиру. Что там было… описывать надо или так понятно? Но мне даже табуретка чистая нашлась. Немного трехногая, правда…
– Ты это… – сказал Дима. – Про эту фурсетку, что в третьем жила, расскажи.
– А чо?
– Человеку надо. Журналист он.
– А…
Я достал из сумки бутылку – на стол не выставлял, чтобы контролировать ситуацию. Налил в подставленные стаканы. За окном уже клубилась ночь, бархатная одесская ночь. И где-то тут – среди всей грязи, грязи во дворе, грязи в квартире, грязи на телах и в душах людей, – незримо присутствовала душа той, которую убили. Знаете, как говорят абхазы, когда человек умирает? У них нет слова «смерть», они говорят «душа родилась»…
– Эта… Короче, она с Морбидом трахается. Так что не обломится, с Морбидом лучше не вязаться. В порту найдут.
– Морбидом? А это кто такой?
Я вдруг понял, что Колун до сих пор не осознает своими пропитыми мозгами, что речь идет об убийстве. Может, оно и лучше.
– Морбид? Это кто такой?
– Эта… говорю, не лезь к нему. Он с АТО, у него мозги набекрень совсем. Недавно Бурун чо-то начал ему предъявлять, он его так у…л, Бурун потом два месяца на больничке…
Алкаши смотрели на меня глазами голодной собаки, но я пока не проявлял понимания их жизненных проблем. Похоже, мне перло – с ходу вышел на след. Любовник с АТО, с проблемами с психикой.
– Он до сих пор в камке ходит.
– А работает где?
– Не знаю… в порту вроде.
– В охране он работает. В охране порта, – вставил другой алкаш.
– А говорят, к ней не только Морбид ходит, – продвинул разговор дальше я.
– Это да… она вообще со странностями. То появится, то пропадет…
– Деньги у нее есть?
– Вроде да… красивая фифа…
– А кто еще ходит, кроме Морбида, знаете?
– А фиг его знает? Разные все… Думаю, она передком подрабатывала… Хе-хе…
Что-то было сомнительно это. Ладно.
– Машина у нее была?
– Ага. На стоянке стоит. Вон там.
– Какого цвета?
– Белая… вроде.
– Большая?
– Ну, такая, хорошая.
– А чо, а она-то кем работает?
– Журналистом вроде…
Вот это номер…
Больше мне из алкашей вытянуть ничего не удалось. Но за две бутылки – неплохо, эквивалентный обмен…
Спустился вниз, высморкался – вонь из притона так и пристала. Набрал номер мобилы Игоряна.
– Сильно занят?
– Нет, заканчиваем.
– Спускайся вниз, я тебя правее, на углу, жду.
Игорь спустился вниз, я махнул ему рукой, отошли в тень. Я рассказал ему, что удалось узнать от алкашей.
– Дверь не повреждена, похоже, открыла сама, – начал рассказывать о своем улове Игорь. – Следов борьбы в квартире нет, только на кухне. Потерпевшая на кухне, прикована наручниками к батарее. Убили зверски, похоже, пытали. Ожоги, несколько ударов ножом, не меньше десяти. Следы сопротивления только на кухне.
Я хмыкнул – чего-то мне кажется, что версия «убийства из ревности» терпит крах. Зачем было пытать? Хотя, может, просто зверствовали.
– Еще что заметил?
– Квартира съемная, мебель, похоже, хозяйская. Шифоньер еще советский, но в нем есть дорогие вещи, даже шуба. Все это на месте, ничего не взяли. Но зато нет компьютера, нет ноута, нет фотоаппарата, нет вообще никаких носителей информации. Причем в большой комнате есть провод с блоком питания от ноута, есть компьютерный фильтр, но больше ничего нет. Следы обыска.
– Фотоаппарата тоже нет?
– Нет.
– А документов?
– Не нашли.
– Сумочка?
– Пустая. Вообще ничего нет.
– Изнасиловали?
– Не могу сказать, похоже, что нет.
Круто. Похоже, убитый журналист, из-за профессиональной деятельности. Это называется – п…ц подкрался незаметно.
– Боря где?
– Там. Уже менты подъехали и прокуратура.
– Давай так. У нас есть подозреваемый, какой-никакой. И есть еще зацепка – машина. Проверим машину, потом сгоняем в порт.
– Доложиться бы надо, – с сомнением сказал Игорь.
– Потом доложимся. Может, по горячим раскроем. Прикидываешь?
