— Его зовут Бернард, — процедила Вельмира. Остановившись в паре домов от нужного ей. Вон тот дом вовсе не мастерская сапожника. Нет, сапожник там есть, исправно стучит молоточком, шелестит кожей и прочим добром. Только он всего лишь скрывающая суть завеса. Говорить с Бернардом будешь только ты, я сижу и молчу. Не уверена, что даже смогу тебя предостеречь, если разговор пойдет неправильно.
— В рукаве или прическе у тебя точно есть несколько острых доводов
— Плохая шутка, Михаил. Для начала, я не знаю сколько в том доме людей Бернарда. Сам он стар и немощен, к тому же от вечных постов едва ноги переставляет, но другие умеют обращаться с мечом. А убей я его кто сопроводит нас к птице поважнее? Запомни, что Бернард лишь второе звено цепи.
— Второе?
— Первым был напыщенный болван Болеслав Мшанский. Нам же нужен тот, кто принимает решения. Слышал про Адальберта Пражского?
Станислав сделал неопределенное движение рукой. Он и впрямь вроде бы что-то слышал, но по большому счету не помнил толком, что именно. У него были совсем иные интересы до появления в жизни Драгомиры, во время жизни с ней, да и после тоже. А в кратком, но выматывающем обучении в Киеве ему про это имя ничего не говорили, тут он ручался.
— Любопытство, по словам христианских священнослужителей, большой грех. И я знаю, почему так сложилось. Нелюбопытными людьми проще править, они покорно идут, не делая вникать в суть и видеть те нити, при помощи которым ими управляют таящиеся в тенях пастухи. Но я не о том. Адальберт епископ Праги. Он доверенное лицо Папы, а потому и его брат Гауденций тоже пользуется доверием, лишь немного меньшим. А тут, в Гнезно, создается новая даже не епархия, а архиепархия. Стольный град все же!
— Мешко обрадуется, — пожал плечами Станислав, которого эта весть не слишком взволновала. Попробует сменить княжество на королевство. Этот, что в Риме сидит, его поддержит. Нам то что с того?
— По верхам глядишь. Хотя головой думать начал, мой дорогой мальчик, — Вельмира язвила, но беззлобно и с толикой симпатии. Заметной толикой, потому как это видел и ее спутник. Могу еще разик поцеловать. И не только. Потом. И не говори, что впал в столь любимое некоторыми служителями Христа целомудрие. В Киеве по веселым домам похаживал.
— То девки, а ты другая. На Драгомиру похожа. И, наверно, тоже иногда Мирой зовут. Не девка, совсем другое. С тобой так нельзя.
— А если иначе тогда можно?
— Иначе Для меня она еще не умерла. Голос постоянно звучит, я же постоянно помню, что должен поквитаться с отнявшими ее. Что будет потом? Может, я смогу начать жить. Просто жить. Ты на нее похожа — пробормотал Станислав, все понижая и понижая голос. Мира Хотелось бы мне уже там, в Киеве, оказаться на берегу Днепра. И не одному. Но не сейчас.
Вельмира промолчала, лишь бережно, нежно провела кончиками пальцев по шее спутника и Она не решилась сейчас на большее, дабы не нарушить нить не союза, но доверия, возникшую между ними в это мгновение. Пришло и понимание того, что с НИМ она в игры играть не станет. Иначе потерять уважение к самой себе. Что будет дальше, какие отношение будут с этим обожженным горем и ненавистью парнем лишь боги ведают. И самую малость она сама когда сумеет выбросить из головы порученное ей дело. Вот завершит и точно выбросит.
— Бернард ждет нас хотя и сам о том не ведает, — подмигнула она Станиславу. Пошли, на тебя все мои надежды.
* * *
Мастерская сапожника по имени Анджей была обычной. Совсем обычной, намеренно обычной. И отец, и дед нынешнего владельца тоже занимались лишь обувкой, передавая нехитрые секреты ремесла от отца к сыну. Анджея в окрестностях знали, несли в починку сапоги и тому подобное. Порой получал он и заказы. Но мало кто знал, что вот уже несколько лет его мастерская лишь вывеска, удобная личина для тех, кто затаился в другой половине дома.
Они появились внезапно, без предупреждения. Просто так, одним ясным весенним днем. Сказали, что теперь его мастерская послужит не только малой части горожан, но и делу христову.
Возражать против такового? Анджей не был дураком, он знал, чем подобное заканчивается. Никак ему не хотелось ни быть повешенным, ни просто тихо исчезнуть, словно и не существовало его никогда. К тому же незваные гости-хозяева не поскупились, сразу кинув тяжелый кошель с серебром, да и каждый год вновь передавая немалые денежки.
Сначала Анджей боялся, потом успокоился. В конце концов и вовсе привык. К тому же лихие люди теперь ни за что не сунутся к нему. В этом он убедился после того как люди Кривого Янши, едва переступив порог мастерской и затребовав долю серебра, повалились на пол: один от кинжала в спине, второй же по причине перерезанного от уха до уха горла. Третьему же подручные отца Бернарда повелели идти к тому, кто его сюда послал и передать, что его можно не просто прирезать, как борова на бойне, но и разорвать на части перед всем народом. Хотя бы как тайного идолопоклонника.
Вот почему когда дверь открылась, и вошли двое богато одетые пан и пани он не только понял, что это точно не к нему, но и ничуть не испугался. Лишь задал вопрос:
— Благородные пан и пани хотят видеть?..
— Отца Бернарда, по важному делу. Михаил Выгожский с супругою. А чтобы ты не утруждал свою голову, вот тебе этот свиток. Передай его святому отцу. Скажи, что он от отца Франциска, что из Легница.
— Конечно, пан Михаил.
— Тогда почему ты еще здесь? — нехорошо улыбнулся тот, протягивая руку к плетке, которой явно пользовался не только находясь в седле. Пшел!
Когда сапожник, бодро стуча собственноручно сделанными сапогами, умчался в глубины дома, Станислав бросил короткий взгляд на Вельмиру и не смог удержаться от легкой улыбки. Впервые за долгое время она была не вымученной, а искренней.
— Быстро бегает!
— Верно, я давно такого не видела.
Продолжать разговор в схожем виде оба не решились. Кто знает, их могли и подслушивать через незаметное слуховое окно. Оставалось только ждать возвращение сапожника. На причастного к делам бенедиктинцев он не походил ни чуточки.
Однако, сам сапожник так и не вернулся. Вместо него появился совсем другой человек. Обычная одежда, но на поясе пара длинных кинжалов, а в глазах неугасимый огонь истово верующего. Бенедиктинец, подручный отца Бернарда, тут и гадать не стоило. Кивнув в знак приветствия, он подошел к двери и закрыл ее на засов. Лишь после этого обронил пару слов:
— Чтобы не мешали. Отец Бернард вас примет. За мной
Краткость слов в таких делах была обыденной. Вельмира и сама знала, и Станиславу успела поведать об особенностях поведения жрецов Христа. В том числе и таких. Потому они и последовали за провожатым, не пророня ни единого слова.
Задняя комната мастерской, где хранились кожи, подметки и прочее, была тем, чем и казалась. Зато из нее можно было пройти дальше двумя путями. Одна дверь явно вела к жилищу сапожника с семьей, а вот другая С виду потрепанная и хлипкая, но на деле из крепкого дерева, да еще и усиленная железом. Именно к ней и подошел бенедиктинец, постучал, причем не просто, а явно условным сигналом.
