Книга Варяга. Меж степью и Римом, страница 34. Автор книги Влад Поляков

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Варяга. Меж степью и Римом»

Cтраница 34

Не сказав более ни единого слова, жрец вместе со своими собратьями развернулся и неспешно удалился, оставив меня в полном офигении. Да и что тут можно было сказать, право слово? Лично я понятия не имею. Оставалось лишь снова прокручивать в голове произошедшее, да по возможности не слишком зацикливаться на довольнейшей физиономии Магнуса, самого, пожалуй, хитрого и загадочного из моих друзей.

— Я понимаю твои стремления, брат. Но почему надо было делать это перед боем?

— Не я выбираю миг, когда ты прикасаешься к тому, что служит ступенькой на ведущей к богам лестницы. Нужно особое состояние души, а оно у тебя возникает вот в такие мгновения.

— Теперь вот во время боя, когда надо сосредоточиться на управлении войсками, в голову могут полезть посторонние думы. Хорошо ли это?

— Не полезут, тревожиться здесь излишне. Наоборот, это лишь поможет, добавит ясности мыслей, будет легче предупреждать еще не случившееся, но ожидаемое. Ярлы и конунги, не чуждые жреческих знаний, это не раз на себе проверили.

Это немного успокоило. Вкупе с тем, что мысли и впрямь оставались упорядоченными, думать получалось не просто легко, но значительно быстрее и без сбоев, которые обычно случались при всплесках нервной энергии. Вот уж действительно- век живи, век учись, а всего один бес не узнаешь. А хочется узнать, сильно хочется! Любопытство, они движет человека от простого к сложному, дает стимул совершенствовать как самого себя. Так и окружающий мир. Правда мне сейчас надо усовершенствовать положение в мире своих войск. Этим и займусь, пользуясь бодростью духа и кристальной ясностью разума.

Интерлюдия

Июнь (кресень), 988 год. Стан Печенегов. Поблизости от реки Южный Буг, юг Руси.

Когда ранним утром сон хана потревожили звуки рога, доносившегося со стороны становища русичей, он не придал этому особого значения. Да и никто из его приближенных тоже не встревожился. С чего бы? Мало ил какие мелочи может обозначать этот сигнал: приказ просыпаться отдыхающим воинам, или там казнь провинившихся, попавших в немилость у князя.

Куда больше ханских тысячников волновала отсылка гонцов к становищам печенежских племен. Чегдан, на правах походного хана, просил оставшихся прислать новых конников, числом не менее пяти, а лучше десяти тысяч. И это была не униженная просьба потерпевшего неудачу, а жесткий намек полководца, сумевшего запереть в укрепленном стане не абы кого, а самого князя киевского. Под такое обоснование главы племен просто должны были усилить поддержу. А может и два оставшихся в стороне племени Цур и Талмат соизволят присоединиться. Это бы и вовсе сняло все сложности с числом воинов под рукой Чегдана. Цур и Талмат, что ни говори, наиболее крупные и богатые племена, потом и позволяли себе такое вот отдельное от прочих мнение.

И после всех этих важных дел могли ли заинтересовать верхушку печенежской орды всякие мелочи вроде звуков рога и поднявшейся суеты в обложенном почти со всех сторон стане руссов? Ответ очевиден. Да и несколько позже, когда стало очевидно, что князь Хальфдан решил готовиться к очередной атаке, расслабленность и благодушие у степных военачальников ничуть не уменьшилось. Более того, им нравилось подобное развитие событий.

— Пусть русы только высунутся из-за своих укрпеленных возов, — злорадно щерился Ликир, жаждавший поквитаться за вчерашний неудачный приступ. Нас значительно больше, мы можем позволить себе потери, а князь Хальфдан нет. Как только число его воинов сократится, становище лишится части защитников, мы сможем ворваться, несмотря на эти жуткие метатели огня. А может он просто

— Что «просто»?

— Хочет прорваться, пожертвовав частью своих воинов, о хан, — мигом ответил на вопрос Ликир. Обладающий властью всегда должен уметь жертвовать частью, чтобы сохранить главное свою голову и символ власти на ней. Окажись вы на его месте, я бы осмелился посоветовать подобное.

Собравшиеся тысячники и прочие важные печенеги одобрительно заворчали. Нормальный, привычный и естественный для сынов степи пусть, если учитывать то, что они сами должны оказаться в той самой части, прорыв которой будут прикрывать. Однако, безоговорочной поддержки слова Ликира все же не получили.

— Русы, а особенно их нынешний князь, они другие. И те, которые были до Хальфдана. Они тоже, — неожиданно для многих заговорил Каида, обычно не склонный привлекать к себе внимание. Правда сейчас он находится поблизости он ханского сына, Бечега, что многое объясняло. Вспомните грозу византийцев, князя Святослава, оправленный в золото череп которого стал чашей и талисманом для нас. Он не захотел бросить своих и спасаться, предпочел погибнуть. Нет, здесь что-то другое. Точно не прорыв князя Хальфдана с малой частью воинов. Может и непростая вылазка для проверки готовности наших воинов отразить атаку. Я не знаю к чему это, но прошу быть настороже, о высокочтимый.

Хан слушал своего тысячника, но при этом смотрел на своего сына, того, чьи слова были вложены в рот говорившего. С одной стороны, Чегдан был доволен, что его родная кровь умело пользуется другим человеком, воином не из последних. С другой же вновь эти призывы к осторожности, когда для того нет зримых причин.

Решив, что хоть повода для тревоги нет, но сын заслуживает похвалы, хоть и не прямой. Хан произнес, обращаясь к замолкнувшему тысячнику:

— Нет видимых причин тревожиться, мой верный Каида. Но дозволяю взять к твоей тысяче еще пять сотен, но из разных тысяч. Пусть они помогут тебе не только сохранять добычу, что наши воины уже взяли, но и помогут в случае той нежданной беды, о которой ты печешься. Заодно и о моем сыне позаботься.

Воля хана была неоднозначна. Вроде и поощрил связанного с сыном тысячника, а в то же время и нет. Это как посмотреть. Чегдан заранее оставил себе возможность повернуть принятое решение в более выгодную сторону. Так, на всякий случай. И сразу же перевел внимание собравшихся на готовность к отражению вылазки русичей. Тут уж никаких неясностей быть не могло дело знакомое, многократно случавшееся в схожих битвах, больших и малых.

Спустя час или даже чуть менее того, подвластные хану войска большей частью были готовы, сгруппировавшись поблизости от стана русичей. Каждому отряду были отданы отдельные приказы, суть которых сводилась к тому, чтобы они не вздумали соваться в серьезный ближний бой с пешими отрядами Хальфдана, предварительно не измотав их короткими жалящими наскоками конницы и ливнем стрел. Насчет же конницы руссов особых приказов не было, тут степняки были в своей стихии.

— Они выводят пешие отряды, хан! — от радости Ликир аж взвизгнул. Конница остается, остается! Если бы не хотели ею прорываться, это было бы глупо. Я был прав, я, а не Каида и его советчик!

Вспышка ханского приближенного и военачальника была понятна. Ему надо было окончательно и бесповоротно принизить и так шаткое влияние Бечега на отца, чтобы в дальнейшем самому стать единственной влиятельной персоной в окружении хана. А если этот поход увенчается громкими победами благодаря его и именно его советам, то возможно все. Даже то, в чем он и наедине с собой же осмеливался заговорить.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация