Что-о? Он очень сильно ошибается! Мне нужны лекарства. Много лекарств! Кому они нужнее, чем мне? Никому! А он только потому мне отказывает, что не видел мою бабушку.
Тут я вдруг увидела, что доктор Натс недоуменно моргает, а папа неловко ерзает на стуле. Тогда только я поняла, что последнюю фразу произнесла вслух.
Упс!
– Ладно, ты же знаешь, что это правда, – сказала я папе, оправдываясь.
– Я знаю, – ответил он, – уж поверь.
– Познакомиться с вашей бабушкой – это то, что мне очень хочется когда-нибудь сделать, – сказал доктор Натс. – Очевидно, она для вас очень важна, и мне было бы интересно увидеть динамику отношений между вами. Но, опять же… в этой анкете вы нигде не отметили, что вас посещают мысли о самоубийстве. Более того, на вопрос, испытываете ли вы желание убить себя, вы ответили «Никогда».
– Ну… – мне было неловко. – Это потому, что для того, чтобы убить себя, мне нужно было бы встать с кровати. А этого мне совсем не хочется делать.
Доктор Натс улыбнулся.
– Не думаю, что в вашем конкретном случае нужны препараты.
– Но мне нужно хоть что-нибудь, – сказала я. – Потому что иначе я не знаю, как я продержусь до конца дня. Серьезно. Не хочу вас оскорбить, но вы не знаете, каково сейчас учиться в средней школе. Я не шучу, это очень страшно.
– Знаете, Элеонора Рузвельт, у которой была голова на плечах, мало кто станет с этим спорить, – сказал доктор Натс, – так вот, она однажды сказала: «Делай каждый день что-нибудь такое, что тебя пугает».
Я покачала головой.
– Что-то не вижу в этом никакого смысла. С какой стати человеку делать то, что его пугает?
– Потому что это единственный способ вырасти как личность, – сказал доктор Натс. – Конечно, пугать могут разные вещи. Может быть страшно учиться кататься на велосипеде, лететь в первый раз на самолете, возвращаться в школу после того, как рассталась с давним бойфрендом и твоя фотография с бойфрендом бывшей подруги появилась в газете, выходящей огромным тиражом. Но если не рисковать, то просто останешься таким, как есть. Как вы думаете, это поможет человеку выбраться из ямы, в которую он упал? Вам не кажется, что единственный способ выбраться оттуда – это измениться?
Я глубоко вздохнула. Он прав. Я знала, что он прав, вот только это будет так трудно. Ладно, ведь и Майкл говорит, что нам обоим нужно вырасти и пройти определенный путь. Доктор Натс продолжал:
– Кроме того, что может случиться в самом худшем случае? У вас есть телохранитель. И ведь у вас есть другие подруги, кроме Лилли, не так ли? Как насчет Тины, которую упоминала ваша мама?
Про Тину я забыла. Удивительно, что может случиться, когда сидишь в яме. Ты забываешь о людях, которые могли бы сделать многое, возможно, даже все, чтобы помочь тебе из этой ямы выбраться.
– Да. – Впервые за долгое время я увидела крошечный лучик надежды. – Тина есть.
– Ну что же, – сказал доктор Натс. – Тогда вперед. И кто знает, – он усмехнулся, – возможно, вам это даже понравится.
Ну ладно, теперь я точно знаю, что его имя ему подходит. Он еще более чокнутый, чем я. А это говорит о многом, если учесть, что не кто иной, как я, неделю не вылезала из пижамы.
16 сентября, четверг, 18.00, мансарда
После того как мы вышли от доктора Натса, папа спросил, что я о нем думаю.
– Миа, если он тебе не нравится, – сказал он, – мы можем найти кого-нибудь другого. Все, включая вашу директрису, рекомендуют его как лучшего подросткового психолога в городе, но…
– ТЫ РАССКАЗАЛ ДИРЕКТРИСЕ ГУПТЕ? – практически заорала я.
Папе, кажется, не очень понравилось, что я ору.
– Миа, – сказал он, – ты четыре дня не была в школе. Неужели ты думала, что никто этого не заметит?
– Мог бы сказать, что у меня был бронхит! – заорала я. – Незачем было рассказывать, что у меня депрессия!
– Про твою депрессию мы никому не рассказывали, – сказал папа. – Директриса позвонила, чтобы узнать, почему тебя так долго нет…
– Здорово! – Я плюхнулась на сиденье и заплакала. – Теперь об этом узнает вся школа!
– Не узнает, если ты сама не расскажешь. Директриса Гупта совершенно точно ничего никому не скажет. Для этого она слишком хороший педагог, ты же знаешь, Миа.
Как ни не хотелось мне это признавать, но папа прав. Про директрису Гупту можно много чего сказать, в том числе, что она деспотичная и помешана на власти, но уж правило конфиденциальности отношений между директором и студентом ока никогда не нарушит. Да и к тому же половина учеников школы Альберта Эйнштейна к так ходят к психологам. Но все равно. Главное, чтобы Майкл не узнал, что я так подавлена тем, что он меня отверг, что мне приходится посещать психотерапевта. Ужасно унизительно.
– А все-таки, кто еще. знает? – спросила я. – Никто, – сказал папа. – Только ты, твоя мать, твой отчим и Ларс.
– Я никому не скажу, – сказал Ларс, не поднимая глаз от коммуникатора, на котором он играл в компьютерную игру.
– Кроме нас не знает никто, – продолжал папа.
– А как же бабушка? – спросила я настороженно.
– Она не знает. Она как всегда пребывает в блаженном неведении относительно всего, что напрямую не касается ее самой.
– Но она меня вычислит, – сказала я. – Когда я не приду на урок принцессы, она заинтересуется, куда я подевалась,
– Мою мать предоставь мне, – сказал папа. В эту минуту глаза у него стали немножко стальными, как у Дэниела Крейга в «Казино Ройял», и он стал похож на Джеймса Бонда. Конечно, если бы Джеймс Бонд был совсем лысым. – ТЫ постарайся поправиться, а об остальном не думай.
Ему легко говорить. Это же не ему предстоит через неделю и один день выступить перед женской организацией Domina Rei.
Когда я вернулась в мансарду, то обнаружила, что мама в мое отсутствие прибрала мою комнату и все постельное белье отправила в прачечную. А еще она открыла все окна и включила все вентиляторы, они подняли такой ветер в моей комнате, что Толстый Луи испугался, что его унесет, и спрятался под кровать, откуда никак не хотел выходить.
Мистер Дж. тем временем унес мой телевизор. Папа сказал, что мне его не вернут, потому что доктор Натс считает, что детям не стоит иметь собственные телевизоры.
Теперь я знаю, что я буду обсуждать с доктором Натсом большую часть отведенного часа при завтрашней встрече.
Но неважно. Наверное, у меня есть более серьезные поводы для беспокойства. Например, то, что пока я принимала душ, мама проникла в ванную и украла мою пижаму. И выбросила ее в мусоросжигатель. Когда я по этому поводу возмутилась, она сказала:
– Миа, поверь мне, так будет лучше.
Наверное, она права. Наверное я и правда слишком привязалась к этой пижаме. Но все равно. Мне ее не хватает. Мы с ней столько пережили вместе. В смысле, моя пижама и я.
