– Они тебя очень любят.
– Мне повезло, что они у меня есть. – Она бросила на сковороду кусок масла и, пока оно нагревалось, разбила несколько яиц. – Когда мне эта дама утром рассказала свою историю, я подумала, что этот частный детектив работает на человека, которого они обокрали.
– Очень похоже на правду.
– А теперь я думаю: может, это она сама его наняла? Может, это для нее он последовал сюда, следил за мной здесь? Когда я спросила ее, она все отрицала, но ведь она лгунья. Точнее – была лгуньей. Выходит, весьма вероятно, что она поручила ему за мной следить, чтобы потом приехать самой и выведать то, о чем я понятия не имею.
– Это неплохая версия, но, если допустить, что ее убил он, возникает вопрос: зачем? Зачем ему было ее убивать?
– На этот вопрос у меня нет ответа, разве что она в чем-то его надула. Он что-то говорил о вознаграждении за находку украденного, но я тогда не поверила в сам факт ограбления. Точнее, я не поверила, что все это украл Ричард.
– Я тебя понимаю.
– Сейчас я этому верю, и мне кажется, эта женщина и Ричард в таких вещах были мастаки. В воровстве и надувательстве. А может, они были любовниками, эта дама и детектив, и она ему изменила?
– Не думаю.
Шелби снова нахмурилась и сунула в тостер пару кусков хлеба.
– Почему?
– Я думаю, если сюда примешать любовь или секс, или то и другое вместе, тогда у нас выходит убийство по личным мотивам. Иными словами, сначала должна была быть ссора, так ведь?
Она задумалась.
– Наверное.
– У большинства людей это так, – решил Грифф. – Сначала обычно объявляют партнеру, чем он перед тобой провинился. Наверное, должен быть какой-то физический контакт. А в данном случае, мне кажется, все было сделано совершенно хладнокровно.
– Это правда, что ее нашел ты?
– Форрест искал по левой стороне, я – по правой. Так и вышло.
– Ты был так спокоен! Во всяком случае, внешне. Ты выглядел невозмутимым, когда вернулся в бар. По твоему виду вообще нельзя было сказать, что что-то случилось. Думаю, большинство людей в такой ситуации охватила бы паника.
– Я стараюсь не паниковать, потому что это чревато хаосом, а хаос ведет к непредсказуемым последствиям. Так и пострадать недолго. Со мной такое было в семнадцать лет, когда мне вздумалось вылезти через окно спальни Энни Роубак.
– Вылезти через окно?
Он мимолетно усмехнулся.
– Залезть туда было пустячным делом.
– Она тебя ждала?
– Ну да. Она на протяжении шести с половиной безумных и блаженных месяцев была объектом моего наваждения на гормональной почве, и я целиком принадлежал ей. Мы кидались друг на друга, как кролики, а то обстоятельство, что за дверью напротив спят ее родители, лишь усиливало наше возбуждение. Кончилось тем, что однажды ночью мы только-только оторвались друг от друга и пребывали в коматозном состоянии, а она потянулась за бутылкой воды и сшибла на пол лампу. Та взорвалась, как граната.
– Ну и ну!
– Не то слово! – поддакнул Грифф. – Раздается голос ее отца, я вскакиваю, судорожно пытаюсь попасть ногами в штанины, сердце колотится, как молот. Пот льет как из ведра. Да-да, смейся, смейся. В тот момент это был кошмар не хуже улицы Вязов. Энни кричит отцу в ответ, уверяет, что с ней все в порядке, что она, дескать, просто что-то уронила спросонья, и шипит мне: «Вали, вали, вали! Я, кажется, дверь не заперла!» И вот я, полураздетый, вылезаю из ее окна и теряю равновесие.
– И снова – ну и ну!
– И ой-ой-ой в придачу. Я упал на азалии, но умудрился при этом сломать запястье. Я улепетываю со всех ног, но боль меня буквально ослепляет. Если бы не паника, я бы благополучно спустился из окна, как делал через раз, и мне бы не пришлось по возвращении домой выдумывать, что я-де упал, когда шел в туалет, чтобы отец отвез меня в травму зафиксировать руку.
Шелби поставила перед ним тарелку с яичницей и поджаренным хлебом. И усилием воли подавила странное желание обхватить его и крепко прижать к себе, как делала с Кэлли.
– Я искренне надеюсь, ты все это не придумал, чтобы только отвлечь меня от моих грустных мыслей.
– Придумывать тут нечего, но я действительно рассчитывал тебя капельку отвлечь.
– А как сложилась судьба этой Энни?
– Стала ведущей новостей на телевидении. Какое-то время работала в Балтиморе на местном канале. Сейчас в Нью-Йорке. Мы время от времени переписываемся по Интернету. Года два назад она вышла замуж. Хороший парень. – Он попробовал омлет. – Вкусно!
– Омлет всегда особенно вкусен в три часа ночи. А она у тебя была первая? Эта Энни?
– Ну…
– Нет-нет, не отвечай! Я ставлю тебя в неловкое положение. У меня все случилось, когда мне было почти семнадцать. У него это тоже было впервые. Джулай Паркер.
– Джулай?
– Родился первого июля. Милый мальчик. Мы с трудом, но справились.
От воспоминаний на ее лице заиграла улыбка, глаза поволокло дымкой.
– По-своему все было мило, как сам Джулай, но мне почему-то не хотелось повторения. До самого выпускного лета. Это было ненамного лучше, да и парень был не такой славный, как Джулай. Я решила сосредоточиться на пении, на нашей рок-группе, на учебе в колледже. Потом мне вскружил голову Ричард. Вот, собственно, и все.
– А что Джулай?
– Он рейнджер в парке. Сейчас живет в Пиджен-Фордж. Мама мне сплетни на хвосте приносит. Он еще не женат, но у него есть славная девушка. Насколько я понимаю, ты собираешься в какой-то момент пригласить меня в постель?
Резкий переход не лишил его самообладания.
– Ну, планы такие есть.
– Что ж, теперь ты получил представление о моем опыте в этой сфере. Сначала ощупью, но деликатно. Потом разочарование. И Ричард. А с Ричардом все было ненастоящим. Все лживо от начала и до конца.
– Рыжик, это не проблема. Я тебя введу в курс дела.
Она рассмеялась.
– А ты и впрямь наглец.
– Как-как?
– Ты, Гриффин, парень наглый, не знал? И говоришь нахально, и походочка у тебя развязная. – Она доела свой омлет и понесла тарелку к мойке. – Если я когда-нибудь соглашусь на то, что ты называешь своим планом, то не могу тебе обещать, что это будет хорошо или что потом будет постокоитальная кома, но, во всяком случае, это будет по правде. А это уже дорогого стоит. Спокойной ночи.
– Спокойной ночи.
Он еще долго сидел в опустевшей кухне и мысленно жалел, что Ричард Фоксворт так неудачно вышел в море на своей яхте. Лучше бы он пережил тот шквал, тогда сейчас был бы шанс посмотреть ему в глаза.
И надрать подонку задницу.
