Насколько откровенно ей отвечать? Да и как им признаться?
Какой будет всем толк, если она расскажет, что ее муж оказался лжецом и мошенником – а ее уже одолевали подозрения, что это далеко не самые страшные его прегрешения. Но каким бы он ни был, даже если дело окажется куда серьезнее, он все же отец ее ребенка.
Сейчас, когда он погиб, он не может ни оправдать себя, ни объясниться.
А сидя здесь и ломая себе голову, ничего не решишь. Она просто лишает себя удовольствия от радушной встречи, от этого солнечного дня, от поднимающей настроение музыки. Так что надо встать и идти вниз. И даже съесть кусочек торта – хотя вряд ли она его осилит: при одной мысли о сладком уже делается нехорошо. Шелби еще не успела подняться и двинуться к выходу, как услышала в коридоре шаги.
Встала и нацепила на лицо непринужденную улыбку.
В дверях показался ее брат Форрест – единственный, кто ее еще не обнимал.
Он был пониже Клэя, чуть-чуть меньше шести футов, и покрепче телосложением. Телосложение задиры, как не без гордости говаривала их бабушка – и не без оснований. Волосы темные, как у отца, но глаза, как и у Шелби, ярко-голубые. Сейчас эти глаза смотрели на нее в упор. Холодным взглядом, отметила она про себя, в котором стояли все невысказанные вопросы.
– Привет! – Шелби попыталась улыбнуться пошире. – Мама сказала, тебе сегодня пришлось работать. – Брат служил в управлении шерифа, и эта работа подходила ему как нельзя лучше.
– Так и есть.
На его щеке красовался бледно-лиловый синяк.
– Драться пришлось?
Он не сразу понял, потом коснулся щеки пальцами.
– Все в порядке. Арло Кэттери – помнишь такого? – вчера вечером позволил себе слегка побуянить. В баре у Шейди. Тебя, кстати, там все потеряли. Я догадался, что ты поднялась.
– Поднялась на несколько ступенек от исходной позиции.
Он прислонился к дверному косяку и продолжил внимательно ее изучать.
– Похоже на то.
– Черт побери, Форрест! Черт побери! – Никто из всей родни не умел так вывернуть ее наизнанку, выжать и опять пригладить, как Форрест. – Когда ты перестанешь на меня злиться? Четыре года уж прошло. Почти пять. Не можешь же ты злиться на меня всю жизнь!
– Я на тебя и не злюсь. Было дело, но сейчас я скорее на тебя сердит.
– И когда ты перестанешь сердиться?
– Не могу сказать.
– Ты хочешь, чтобы я признала, что была не права, что я совершила ужасную ошибку, когда убежала с Ричардом?
Он задумался.
– Это для начала.
– А я не могу этого сказать. Не могу – понимаешь? – Шелби показала на фотографию на комоде. – Это все равно что сказать: Кэлли – тоже ошибка, а это не так! Она мое счастье, моя радость, самое лучшее, что со мной когда-либо случалось.
– Шелби, ты сбежала с мерзавцем!
Она почувствовала, как в ее теле напрягается и раскаляется каждая жилка.
– Тогда я не считала его мерзавцем, иначе я бы с ним не сбежала. Почему ты такой правильный, помощник шерифа Помрой?
– Я не правильный, я просто прав. И меня бесит, что моя родная сестра сбежала с негодяем, и я с тех пор практически не видел ни ее, ни племянницу, которая, между прочим, как две капли воды похожа на тебя в детстве.
– Я вернулась как только смогла. И Кэлли привезла, когда стало возможно. Я старалась изо всех сил – в меру своих способностей. Хочешь мне рассказать, каким мерзавцем был Ричард? Тут я могу тебя обрадовать: я и это сама знаю! Я допустила ошибку, когда вышла замуж за мерзавца. Так лучше?
– Отчасти. – Он продолжал держать ее под прицелом своих глаз. – Он тебя, случайно, не бил?
– Нет. Бог ты мой.! Нет! – Ошеломленная, Шелби подняла обе руки. – Ни разу даже пальцем не тронул. Клянусь!
– Ты не приезжала ни на похороны, ни на крестины, ни на свадьбы. Только к Клэю выбралась, да и то чуть не опоздала. Как ему удалось тебя так захомутать?
– Форрест, все очень сложно.
– А ты попроще скажи.
– Он просто говорил «нет». – У Шелби внутри все начало закипать. – Это достаточно просто?
Форрест пошевелился, размял и опустил плечи.
– А раньше тебе не так легко было сказать «нет». Ты умела дать отпор.
– Если ты думаешь, что это было легко, ты ошибаешься.
– Меня интересует, почему, когда ты минут на десять вырвалась домой на Рождество, ты была такая измученная, такая худая, такая побитая.
– Может, как раз потому, что я уже поняла, что вышла за негодяя! Которому к тому же я не очень и нравилась.
Она не могла сказать, чего сейчас в ней больше – негодования, вины или изнеможения.
– И потому, что я – еще до того, как овдовела, а мой ребенок остался без отца, – поняла, что я его не люблю, ни капельки. И он мне тоже даже не нравится.
В горле у Шелби встал ком, грозя прорвать плотину, которую она с таким старанием возводила.
– Но домой ты все равно не вернулась.
– Да, домой я не вернулась. Может, я потому вышла замуж за мерзавца, что сама была бессовестной. А может, я не могла придумать, как мне вытащить себя и Кэлли из того дерьма, в которое я себя загнала. Можно мы пока на этом остановимся? Может быть, хватит для первого раза? Если мы с тобой сейчас будем продолжать, боюсь, я не выдержу и совсем расклеюсь.
Он подошел и сел рядом.
– Пожалуй, я перейду из стадии «рассержен» в состояние легкой досады.
Слезы навернулись на глаза и потекли по щекам, теперь уже Шелби оказалась бессильна.
– Легкая досада – это уже прогресс. – Она повернулась и прижалась лицом к его плечу. – Мне тебя так не хватало! Как будто ты был моей ногой или рукой. Или половиной моего сердца.
– Да уж. – Он обвил ее рукой. – Мне тебя тоже недоставало. Вот почему, чтобы перейти в состояние легкой досады, потребовалось без малого пять лет. У меня к тебе есть вопросы.
– У тебя всегда вопросы.
– Например: почему ты приехала из Филадельфии на мини-вэне, которому больше лет, чем Кэлли, всего с парой чемоданов, несколькими коробками да с плоским телевизором в придачу?
– Это для папы.
– Угу. Вот выпендрежник! У меня и другие вопросы имеются, но я, пожалуй, повременю. Я проголодался и хочу пива. Две большие кружки. А если я тебя сейчас не приведу во двор, мама сама отправится на поиски и надерет мне задницу за то, что я довел тебя до слез.
– Мне надо немного прийти в себя, прежде чем начать отвечать на вопросы. Передышка нужна, понимаешь?
– Это хорошее место для передышки. Ну, идем, нас ждут.
– Ладно. – Шелби поднялась вместе с братом. – А за то, что ты мной слегка раздосадован, я буду слегка раздосадована тобой.
