Пибоди отпустила ее, но, возвращаясь в отдел убийств, вытащила из кармана сотовый телефон. Ей-то пришлось отстать, но она знала одного человека, который ни за что не отстанет.
Ни за что.
Первой мыслью Евы было включить машину на автопилот, но она решила, что лучше сохранять контроль над ситуацией и сосредоточиться на поездке в Верхний город. Лучше бороться с дорожным движением, с заторами, со скверным нравом Нью-Йорка, чем упиваться собственным горем.
Добраться до дому – вот цель. Как только она доберется до дому, с ней все будет в порядке.
Пусть желудок у нее неспокоен, а в голове стучит отбойный молоток, но ей и раньше бывало плохо. И раньше она чувствовала себя несчастной. Первые восемь лет ее жизни были неспешной прогулкой по преисподней. Да и те, что за ними последовали, не были пикником на пляже.
Она через это прошла, она справилась.
Она опять через все пройдет, она справится.
Она не позволит еще раз затянуть себя в этот кошмар. Она больше не будет жертвой только потому, что какой-то голос из прошлого заставил ее запаниковать.
И все-таки руки у нее дрожали на руле, ей пришлось опустить все стекла в машине, впустить ледяной воздух и запахи города, чтобы не задохнуться.
Соевые сосиски, жарящиеся на уличном лотке, душный выхлоп автобуса, утилизатор мусора, не опорожнявшийся с незапамятных времен. Ей не мешали эти запахи, этот воздух, пропитанный присутствием миллионов людей, проходящих по городским улицам. Она могла с этим жить.
Ей не мешали шумы, пронзительные крики уличных зазывал и гудки нетерпеливых водителей, плюющих на закон о запрете звуковых сигналов в черте города. Шумовая волна катилась к ней, через нее, мимо нее. На улицах были тысячи людей, и нетрудно было отличить аборигенов от туристов. Аборигены торопились по своим делам, а туристы слонялись, глазели, путались под ногами. Люди тащили коробки и пластиковые пакеты с покупками.
Скоро Рождество. Смотри не опоздай.
Она уже купила у нахального уличного мальчишки-торговца шарф, который ей понравился. Шарф в зеленую и черную клеточку для мужа доктора Миры. Что сказала бы Мира насчет ее сегодняшней реакции на страшный визит из прошлого?
Да уж, Мира нашла бы что сказать. Она была полицейским психиатром и специалистом по составлению психологических портретов преступников. Она много чего сказала бы в своей интеллигентной и участливой манере.
Еве было глубоко плевать.
Ей хотелось домой.
Глаза у нее увлажнились, когда перед ней раздвинулись ворота. Увлажнились от усталости и облегчения. Перед ней раскинулись газоны, целые акры красоты и покоя посреди хаоса большого города, который стал ей родным.
У Рорка хватило фантазии и могущества, чтобы создать этот дом для себя и для нее. Она раньше и представить себе не могла, что у нее когда-нибудь будет такое убежище.
Дом был похож на элегантную крепость, и это был ее дом. Просто дом, несмотря на его грандиозные размеры и грозную красоту. За этими стенами из камня и стекла была жизнь, которую они с Рорком построили вместе. Их жизни, их воспоминания наполняли эти огромные комнаты.
Он подарил ей дом, она не должна об этом забывать. И она не должна забывать, что никто не может отнять у нее этот дом, никто не может вырвать ее отсюда и бросить туда, где она была когда-то. Где она была ничем.
Никто не мог этого сделать. Разве что сама Ева.
Но ей было холодно, страшно холодно, и головная боль терзала ее острыми когтями.
Ева с трудом выбралась из машины и покачнулась: бедро разболелось адски. Но она с тупым упорством ставила одну ногу впереди другой, пока не поднялась по ступенькам к двери и не вошла в дом.
Она едва заметила, как Соммерсет, дворецкий Рорка, появился в вестибюле. У нее не было сил с ним пикироваться, она могла лишь надеяться, что сумеет самостоятельно одолеть лестницу на верхний этаж.
– Не говори со мной.
Влажной от пота рукой Ева схватилась за столбик перил, и он сразу стал скользким. Подтягиваясь на руках, она шаг за шагом начала взбираться по ступенькам.
Она запыхалась от напряжения. Грудь сдавило, словно стальным обручем, она никак не могла вдохнуть.
В спальне Ева сбросила пальто, стащила с себя одежду и бросилась в ванную.
– Воду на полную мощность, – подала она голосовую команду.
Обнаженная, она вступила под бьющие с разных сторон струи горячей воды, без сил опустилась на пол и свернулась клубочком в надежде, что напор горячей воды поборет охвативший ее холод.
Там он ее и нашел, на мокрых плитках душевой кабины под бьющими струями горячей воды. Пар плотным занавесом висел в воздухе.
У него чуть сердце не разорвалось, когда он ее увидел.
Рорк схватил банную простыню.
– Выключить воду, – скомандовал он и присел на корточки, чтобы накинуть на нее простыню.
– Нет. Не надо. – Ева отмахнулась от него – машинально, без агрессии, без всякой силы. – Оставь меня, пожалуйста.
– Не в этой жизни. Прекрати! – Его голос прозвучал резко, и ирландский акцент в нем усилился. – Еще минута, и ты уже сварилась бы до костей. – Рорк поднял ее, причем ее ноги оторвались от пола, и подхватил на руки, когда она вновь попыталась свернуться клубком. – Тихо, тихо. Ш-ш-ш… Я тебя держу.
Ева закрыла глаза. Рорк прекрасно знал, что таким образом она, как ребенок, пытается спрятаться от него. Но он отнес ее в спальню, поднял на возвышение, на котором стояла их кровать, сел, держа ее у себя на коленях, и начал растирать махровой простыней.
– Сейчас я принесу тебе халат и дам успокоительное.
– Я не хочу…
– А я, заметь, не спрашивал, хочешь ты или нет. – Рорк схватил ее рукой за подбородок и повернул лицом к себе, привычным жестом провел большим пальцем по ямочке на подбородке. – Ева, посмотри на меня. Посмотри на меня сию же минуту. – В ее измученных глазах появилось недовольное, по-детски обиженное выражение, чуть было не заставившее его улыбнуться. – Ты слишком больна, чтобы спорить со мной, и мы оба это понимаем. Что бы ни причинило тебе боль… ты мне об этом расскажешь, а потом мы вместе решим, что с этим делать. – Он коснулся губами ее лба, щек, губ.
– Я уже об этом позаботилась. Ничего не надо делать.
– Что ж, это сэкономит нам время, не так ли? – Рорк переложил ее на кровать и встал, чтобы принести ей теплый халат.
Из-за нее у него костюм намок, заметила Ева. Чертов костюм небось стоил больше, чем пошивший его портной зарабатывал за год. А теперь рукава промокли, и плечи тоже. Она молча следила, как он снял пиджак, прошел в комнату и повесил его на спинку стула.
Грациозен как кот, подумала она, и куда опаснее любого кота. Наверняка ушел с одного из многочисленных еженедельных совещаний, где обсуждалась какая-нибудь глобальная покупка. И вот он здесь, роется в гардеробной в поисках халата. Высокий и стройный, с изящными, но закаленными длительной тренировкой мускулами. С лицом молодого ирландского бога. Способный соблазнить одним взглядом немыслимой кельтской синевы.
