– Да никто не трогает ничего.
– Всем выйти и каюту запереть. Хорошо бы кого-нибудь у дверей поставить, – продолжал распоряжаться Владимир Иванович, – до прибытия компетентных органов. – Замки г…о, пальцем можно отковырнуть!
– Поставим, – отвечал рябоватый помощник капитана.
– И записи с камер наблюдения! Наверняка понадобятся.
– Предоставим.
Люди перемещались по каюте, медленно переходили с места на место, но никто ничего не трогал – Таша заметила. Нагибался, рассматривал, выдвигал ящики и открывал двери только Владимир Иванович, и Наталья Павловна зачем-то присела, как будто для того, чтобы смахнуть с пола невидимую соринку. Даже рукой по ковру провела.
– Не тронь ничего, Наташа!
– Эх ты, мать честная, – вдруг сказал капитан с тоской, – столько лет вместе ходим! В восьмидесятом начинали. Тридцать лет с гаком, и тут – на тебе!..
– Спокойно, – холодно посоветовал Владимир Иванович. – Это всё потом.
– Легко вам рассуждать.
Тот обернулся:
– Мне? Мне легко, это точно.
Он выгнал из Ташиной каюты весь народ, погасил свет и захлопнул за собой дверь.
– Кто останется?
– Вот он останется, – капитан кивнул на старшего помощника, – а я докладывать пойду.
– Давай докладывай.
Капитан пошёл к лестнице, ведущей в рубку, но остановился.
– Как я понимаю, в тайне ничего удержать не удастся. – Он оглядел своих людей и Ташу. – Но болтовни и пустых разговоров я не потерплю.
Все молчали.
– Салон первого класса свободен, можете туда пройти, – сказал капитан Таше. – Потом придумаем, куда вас поселить. Прерывать рейс, что ли? Доложить надо.
И, печатая шаг, он пошёл по палубе.
– Ему до пенсии всего ничего, – сказал кто-то из команды, – а тут такое!..
– Сказано, не болтать!
– Семёныча жалко. Хороший мужик. Какая сволочь его!..
Таша всё думала о том, что этого не может быть. Вот то тело на полу не может быть судовым врачом – ведь только что он был живым человеком, лечил и жалел её!.. А сейчас? Что случилось? Почему он лежит на полу в её каюте, неестественно вывернув руку? И почему всё остальное осталось прежним? Вечерняя река с огоньками бакенов, далёкие берега, ровный гул машин под днищем, плеск воды и звёзды, только-только появившиеся, ещё неяркие, крохотные? Разве так бывает, чтобы человек умер, а жизнь продолжалась?
– Таш, пойдём посидим, – предложил Степан. – Давай, давай.
– Куда пойдём? – не поняла Таша.
Она была уверена, что ни сидеть, ни разговаривать теперь нельзя. Нужно что-то делать, как-то действовать, но как именно, она не могла себе представить.
– Володя за Натальей сходит, тебе ж с ней веселее, да?.. А мы посидим.
Он подталкивал её в спину, и она пошла, переставляя ноги просто потому, что он её подталкивал.
– Ты знаешь, – ни с того ни с сего сказала Таша на пороге салона, – я ведь вся извозилась в репьях и ещё какой-то серой гадости от таких высоких цветов. И всё время думала, что мне нужно переодеться. – Она посмотрела на свою кружевную блузку, на самом деле перепачканную. – Но у меня так болело ухо!.. Так болело! А потом, когда Сергей Семёнович его вылечил, я так обрадовалась, что забыла. И мы ужинать пошли.
Степан открыл перед ней дверь и за руку провёл в полутёмное помещение, где горели всего два торшера.
– Если бы пошла переодеваться, меня бы, наверное, тоже убили. Да?..
– Не выдумывай, – сказал Степан.
– Нет, ну правда! Сергей Семёнович зашёл в мою каюту, и его убили. Если бы я зашла, меня бы тоже убили.
– Я сказал, не выдумывай!..
Таша стояла у окна и смотрела на реку, а теперь оглянулась. Лица Степана она не видела, он весь находился в тени, но было ясно, что он очень сердит, и сердит именно на неё.
– Ты что? – спросила она с удивлением.
– Ничего, – ответил он сквозь зубы.
…Она права. Кто угодно мог зайти в каюту, – замки на самом деле дерьмо! – и получить удар ножом в грудь. Таша первая, это же её каюта!
– Зачем доктора понесло к тебе в каюту, хотел бы я знать, – сказал Степан. – Что ему там понадобилось? Как он вошёл? Почему вообще оказался на верхней палубе?! Сюда почти никто не ходит!
Он перевёл дыхание, сел, встал и начал ходить туда-сюда.
– Какая-то чертовщина.
– Мне очень жалко доктора, – сказала Таша, изо всех сил стараясь, чтобы голос не дрожал. – Так жалко.
Дверь распахнулась, влетел Веллингтон Герцог Первый, за ним вбежала Наталья, и вошёл Владимир Иванович.
– Началось, – непонятно сказал он. – Сейчас стоп мотор, и полицейский катер прибудет.
– А чего ты хотел-то? Убийство!
Наталья Павловна подбежала к Таше и уставилась ей в лицо.
– Ты как? Ничего?
Таша кивнула. Наталья в длинном атласном халате, похожем на бальное платье, неловко села на банкетку и взялась за голову.
– Вот такие дела, – зачем-то сказал Владимир Иванович.
Наталья запустила руки в волосы на манер Таши и потянула себя за них.
– Подождите, – начала она. – Давайте подумаем. Что могло произойти? Как это могло произойти?
Владимир Иванович посмотрел на неё и усмехнулся – безупречная причёска расстроилась, Наталья сейчас на самом деле была похожа на Ташу, так же растерянно таращила глаза и умоляюще складывала руки.
…Вот женщины! Беда с ними. Какие бы ни были сильные и красивые, а всё равно тянет их защищать, утешать, ухаживать…
Ну, по крайней мере, его, Владимира Ивановича, тянуло!..
– Зачем он в каюту пошёл? – спросил Степан. – Вот вопрос.
– Как у неё чемодан Розалии оказался, вот вопрос, – поправил Владимир Иванович. – Каким макаром он туда попал?..
И они оба уставились на Ташу, словно ожидая объяснений.
– Я не знаю, – сказала она. – Я не приносила.
– Но кто-то принёс! – сердито сказал Степан. – Когда и зачем?.. И почему к тебе в каюту? И вообще не с этого всё началось! Всё началось с того, что Владислав свалился в воду. Веллингтон тоже свалился! Невозможно просто так упасть за борт, но он как-то упал!
– Невозможно, – согласилась Таша. – Я за борт перелезала и не сразу смогла, борт высокий очень.
– Вот именно.
– Когда меня из реки вытащили, Сергей Семёнович… он меня… осматривал… спрашивал, не наглоталась ли я воды… он смешное что-то сказал…
Тут она наконец заплакала. Слёзы прорвали все плотины и заграждения, полились, полились… Она всхлипывала, вытирала их обеими руками, но они капали ей на колени и на ковёр – так их было много.
