…Никакой боли она не почувствовала. Только в ухе вдруг стало горячо и приятно – так горячо, что от удовольствия и тепла она закрыла глаза, – потом что-то полилось, и лилось довольно долго.
– …А вы – обезболивающее колоть! – приговаривал сверху доктор Сергей Семёнович. – Чего обезболивать, там выболело всё давно! Ну, как ты там, маленькая? Терпишь?
– Да мне не больно, – сказала Таша нормальным голосом, – шее неудобно.
– Ну! Мало ли чего неудобно! Сейчас будет удобно! Та-ак, теперь пощиплет маленько…
Щипало тоже не слишком, вполне терпимо.
– А теперь тампончик… Ну вот! И все дела. Конец мучениям. А, маленькая?
Ташина голова вернулась на место. Таша помотала ею из стороны в сторону. В ухе по-прежнему разливались тепло и приятность, и не было ни набата, ни колокола. Видимо, он уехал в тобольскую ссылку навсегда!.. И это было такое облегчение!
Зубы перестали болеть, и локти, моментально, как по волшебству!..
– Что ж ты целый день терпела, – продолжал Сергей Семёнович. – Ушная боль, как и зубная, – это дело такое. Само не пройдёт.
– А я думала, пройдёт. – Таша оглянулась на Степана.
Она продолжала держать его за руку и сообразила отпустить только сейчас, когда оглянулась и он ей улыбнулся. Он был бледен нездоровой зелёной бледностью, и когда Таша разжала пальцы, зачем-то понюхал ватку с нашатырём.
– Что? – развеселился доктор. – Страху и на вас нагнал?! Нехорошо?!
– Да что-то не очень, – признался Степан Петрович.
– Правильно сделали, что пришли. А то бы всю ночь промучились, да и температура долбанула. К утру бы он сам прорвался, но мучиться-то зачем? Нам мучения ни к чему, мы тут все на отдыхе! Только некоторые на службе…
Таше стало легко и весело, как собаке, у которой вынули из лапы занозу, и она поняла, что ничего страшного нет и больно уже не будет, во все стороны крутила головой, трогала под кудрями своё ухо, улыбалась и благодарила.
– Да будет тебе, – сказал в конце концов доктор. – Подумаешь, нарыв вскрыл! Где ты ухо-то застудила? Небось в холода купаться ездила?
– Ездила, – с удовольствием подтвердила Таша, хотя никуда она не ездила.
С неделю назад попала под сильный дождь, а домой она вернуться не могла, так и проходила до утра в мокром, тогда, наверное, и застудила!.. Но сейчас вспоминать об этом тоже было почему-то весело.
– А когда в воду прыгнула, он и обострился. Ухо у тебя небось давно побаливало.
– Побаливало, – согласилась Таша с удовольствием, – только я внимания не обращала.
– Сегодня не купайся и завтра тоже воздержись. Хочешь, с утра зайди, я тебе его разок промою. Или сама! Вот палочки ватные, а вот перекись водорода. Сейчас я тебе тампон с димексидом положил. Ты его до утра не вынимай.
– Спасибо! – возликовала Таша, принимая палочки и флакон тёмного стекла, как подарок.
Доктор положил ей руку на лоб и, кажется, сам удивился:
– И температура сразу упала! Ты гляди!.. Вот за что люблю свою работу – раз, и всё прошло. Это тебе не в больничке, где оперировать надо, потом ещё выхаживать, лечить по-всякому! А у нас – йодом помазал, нарыв вскрыл, и здоров! Но если по палубе будешь прогуливаться, платок надень, или что вы там нынче все носите…
Они вышли из медпункта и посмотрели друг на друга – совершенно счастливая Таша и немного зеленоватый Степан Петрович.
– Спасибо! – возликовала она теперь уже в адрес Степана. – Как это вы догадались, что там просто… что просто ухо болит?!
– Да ты весь день за него держалась.
– А я думаю: что со мной такое? Тошнит даже! И ходить трудно.
– Да из тебя полстакана гноя вылилось! – И Степан Петрович позеленел ещё больше.
– Вы бы не смотрели! – сказала Таша.
…Как, оказывается, легко и приятно жить, когда в ухе не бьёт набат, ноги не заплетаются, не сохнет во рту и хочется есть! Оказывается, это так прекрасно – вдруг захотеть есть!..
– Слушай, – предложил Степан Петрович, – давай посидим немножко. Вот прямо здесь.
Таша послушно плюхнулась в полосатый шезлонг – что ж, она с удовольствием посидит! Сидеть на палубе тёплым летним вечером – такая красота!
– Нужно Наталье Павловне сказать, – говорила она, – чтобы не волновалась. Она так на меня смотрела, как будто я тяжелобольной или раненый! Слушайте, я перекись в медпункте забыла!
Степан пристроил ноги на какую-то подставку и закинул руки за голову.
– Я в медпункте чуть в обморок не упал, – пожаловался он. – Не могу на всё это дело смотреть! А по молодости, представляешь, хотел в медицинский идти.
Таша подумала немного.
– Наверное, можно привыкнуть, – сказала она, – ну, со временем. А в какой вы пошли вместо медицинского?
– В инженерно-физический.
– То есть вы инженер?
Он посмотрел на неё из-под локтя и кивнул.
– А работаете кем?
– Инженером. – Он удивился. – На заводе.
Она не поверила, и он понял, что не поверила.
– Сейчас никто не работает по специальности, – сказала Таша, чтобы не раздумывать особенно, зачем он соврал. Он так заботился о ней, что ей не хотелось думать о вранье, вновь обретённая радость жизни протестовала против таких раздумий. – Сейчас инженеры никому не нужны.
– А кто нужен?
Она пожала плечами:
– Бьюти-блогеры. – И засмеялась. – Как Ксения Новицкая. Ещё певцы нужны! Вы телевизор смотрите? Вся страна поёт!
Степан Петрович сел прямо, стряхнул с джинсов какую-то соринку и предложил:
– Таш, давай на «ты». Я тебя, и ты меня тоже.
– Мне неудобно, – сказала она. – Я не привыкла. Я со всеми на «вы».
Он пожал плечами, но приставать не стал.
– Значит, бьюти-блогер, – шутливо сказал он. – Может, попробовать?
– У вас ничего не выйдет, – тут же отозвалась Таша. – Все мужчины любят вкусно и с аппетитом поесть, а мы, женщины, едим исключительно ради получения необходимой энергии в виде килокалорий. И ещё вы не умеете отличать медленные углеводы от быстрых.
– Не умею, – признался Степан.
…Что ж делать-то, подумал он с раздражением. Ведь всё нормально было! Столько лет всё шло нормально! И вот на тебе! Вляпался на пустом месте! Кудрявая девчонка, младше на двадцать лет, на щеках и на локтях ямочки. Улыбается так, что смотреть невозможно, хоть глаза закрывай. Ухо у неё заболело – лучше б у него самого заболело, честное слово! Ничего не сказала, не жаловалась, не скулила, никому не испортила день – потому что хорошая девчонка. Их таких мало осталось, почти нет. Только что ему теперь делать? Если даже попытку перейти на «ты» она отвергла сразу же!..
