Тогда-то он обязательно бросит свою Джудит Гершнер.
А что? Это вполне возможно.
Ну, хорошо, может, это и невозможно, но все равно думать об этом гораздо приятнее, чем слушать болтовню бабушки и Себастьяно. Они обсуждали мою внешность так, как будто меня не было рядом. Наконец Себастьяно оторвал меня от приятных размышлений о пожизненных страданиях Майкла.
– Она с виду очень хрупкая, – глубокомысленно заметил он.
Когда я поняла, что речь идет обо мне, я сначала подумала, что это комплимент. Но оказалось, наоборот.
– Я загримирую ее, – говорит, – так, что она будет выглядеть, как топ-модель.
Видимо, он имел в виду, что без косметики я и на человека-то не похожа (что, конечно, правда).
Бабушка, естественно, и не подумала за меня заступиться. Она как раз кормила своего пуделя Роммеля, а он, как обычно, дрожал и поскуливал.
– Все бы хорошо, но ее отец не позволит, – отозвалась бабушка, – Филипп безнадежно старомоден.
Кто бы говорил! Сама верит в такие предрассудки, что порой просто диву даешься. Например, свято убеждена, что коты часто душат своих хозяев, пока те спят. Серьезно. Поэтому постоянно уговаривает меня избавиться от Толстого Луи.
Бабушка продолжала рассуждать о том, какой у нее старомодный сын, а я тем временем составила ему компанию на балконе.
Папа читал сообщения на своем мобильном. Завтра он должен играть в теннис с премьер-министром Франции, который прилетел в Америку на тот же конгресс, что и японский император.
– Миа, – сказал он, увидев меня, – что ты тут делаешь? Тут холодно. Иди в комнату.
– Сейчас, сейчас, – отозвалась я, стоя рядом с ним и глядя сверху на город.
Действительно немного страшновато смотреть на Манхэттен из пентхауса отеля «Плаза». Смотришь на все эти огни, на все эти окна. Море огней, море окон… А за каждым окном есть хотя бы один человек, а может быть, больше, например, целых десять…
Я всю жизнь прожила на Манхэттене. И все равно каждый раз меня потрясает это зрелище.
Так вот. Пока я торчала на балконе и смотрела на огоньки, мне вдруг пришло в голову, что одно окно может принадлежать Джудит Гершнер. Наверное, она сидит сейчас в своей комнате и клонирует еще кого-нибудь. Голубя, например. Я снова вспомнила, как они с Майклом смотрели на меня, когда я свалилась на катке. М-да, вот смотрите: девушка, которая умеет размножать всякую нечисть, и девушка, которая укусила себя за собственный язык. Не знаю, кого бы вы выбрали?
Должно быть, папа заметил, что со мной что-то не так, и поэтому сказал:
– Слушай, я понимаю, Себастьяно тот еще тип. Потерпи его общество пару недель, ладно? Ради меня. Пожалуйста, доченька.
– Да я вовсе и не думала о нем, – грустно откликнулась я.
Папа промычал себе под нос что-то неопределенное, но в комнату не вернулся, хотя на улице было довольно холодно. Я заметила, что уши у папы уже покраснели, но он все не двигался с места. На нем не было пальто, а только костюм от Армани.
Я решила, что он ждет продолжения. Но мой отец – далеко не тот человек, которого я стану беспокоить своими проблемами. Дело не в том, близкие мы люди или нет. Просто у нас такие отношения.
С другой стороны, он весьма опытен во всяких там любовных делах. Так что я решила: он может подсказать мне некое решение моей дилеммы.
– Пап, – начала я, – что бы ты сделал, если бы тебе кто-нибудь очень нравился, но тот человек об этом даже не подозревал?
– Ну, если Кенни до сих пор не догадался, то, я думаю, уже никогда не догадается. Вы же проводите вместе все выходные, начиная с Хэллоуина?
Вот почему так ужасно, когда телохранитель подчиняется папе. Вся личная жизнь обсуждается за твоей спиной.
– Да я не про Кенни говорю, папа. Это другой человек. Только, как я и сказала, он не в курсе, что так мне нравится.
– А чем тебя не устраивает Кенни? – удивился папа. – Лично мне он нравится.
Ну конечно, папе он нравится. Потому вероятность того, что у нас с Кенни все будет серьезно, практически равна нулю. Какому бы отцу не понравилось, что его несовершеннолетняя дочь встречается с таким парнем?
Но если мой папа хочет, чтобы трон Дженовии остался у семьи Ренальдо, а его не отхватил бы какой-нибудь Себастьяно, то про Кенни лучше сразу же забыть. Потому что мы с ним ни за что не поженимся, и никаких наследников у нас не будет.
– Папа, при чем тут Кенни? Мы с ним просто друзья. А я говорю про другого.
Он смотрел через балконную решетку, как будто хотел плюнуть вниз. Но он бы никогда этого не сделал. Просто ему нравилось так стоять.
– А я его знаю? Этого твоего… другого?
Я колебалась, потому что еще ни разу никому не признавалась открыто, что влюбилась в Майкла. Ну да. Никогда и никому. А кому бы я, собственно, могла сказать об этом? Лилли бы просто высмеяла меня или, того хуже, рассказала бы все Майклу. А что касается мамы, так она и со своими-то проблемами не может разобраться.
– Это старший брат Лилли, – быстро выпалила я, чтобы не передумать.
Папа встревожился.
– А он не в колледже учится?
– Пока нет. Поступает в этом году. Не волнуйся, папа. У меня нет никаких шансов. Майкл очень умный. Он никогда не влюбится в кого-то вроде меня.
Тут папа вдруг обиделся. Он, похоже, не знал, что и делать: волноваться, что я влюбилась в выпускника, или сердиться, потому что тот не отвечает мне взаимностью.
– Это в каком таком смысле он никогда не влюбится в кого-то вроде тебя? – требовательно спросил он. – Что с тобой не так?
– Ну как же, я всегда заваливаю алгебру, забыл? А Майкл собирается поступать в самый крутой колледж штата. Чего он может хотеть от такой девчонки, как я?
Тут папа действительно рассердился.
– Может быть, у тебя нет способностей к математике, так же, как у твоей матери, но зато от меня ты унаследовала многие положительные качества.
Я очень удивилась – все это прозвучало как-то неожиданно. Стараясь осознать услышанное, я только тупо сказала:
– Ага.
– Мы с тобой, Миа, ребята с головой, – продолжал он тем временем. – И если тебе нужен этот парень, Майкл, тебе следует дать ему знать об этом.
– Думаешь, мне надо пойти к нему и сказать: «Знаешь, а ты мне нравишься»?
Папа раздраженно покачал головой.
– Нет, нет, нет. Ну конечно, надо быть более утонченной. Просто дай ему как-то понять, что ты чувствуешь.
– А, – сказала я.
Может быть, я и унаследовала от моего отца все, кроме математических способностей, но теперь совершенно не понимала, о чем он говорит.
