Простуженные надрывно кашляли, многие солдаты чертыхались вперемешку с матюгами: какой прок от атаки, когда атакующие неповоротливы, словно сонные мухи, а случись рукопашная, то и вовсе никакого толку с них не будет.
Кому-то наверху нужно отчитаться за проведённое мероприятие? Почему всё так неорганизованно и бестолково? Ведь это не учения, а война! Скоро появятся новые убитые и раненые. Неужели штабным крысам на это наплевать?!
Это только в кино война выглядит лихо и жёстко: стрельба, грохот, ура, вперёд…
А на деле попробуй-ка, потаскайся в этакой сбруе по глубокому снегу. Какое тут к чёрту ура, вперёд? Дойти бы и не запариться вконец…
Когда кое-как одолели больше половины пути, миномётный обстрел накрыл наступающих разом. Осколки выкашивали пехоту как коса траву. Бронетехнику из засад – выдвинутых вперёд замаскированных окопчиков жгли гранатомётчики федеров.
Началась паника.
Взрывы ухали один за другим, раскидывая снег вперемешку с промороженной землёй и безжалостными осколками. Орали раненые, орали со страху ещё целые, орали командиры, пытаясь сдержать повальное отступление…
Молодой лейтенант, Ромкин командир взвода, срываясь на фальцет, орал своим подчинённым:
– Куда??? Куда … вашу мать! Вперёд!!!
Но его никто не слушал, страх оказался сильнее приказа и даже разума.
Роман поддался всеобщей панике и бездумно бежал назад, если можно тяжёлое передвижение по глубокому снегу назвать бегом. Каску он сбросил – мешала и сползала на лицо, но автомат держал крепко, даже не осознавая этого.
Грохнувший рядом взрыв оглушил Ромку и швырнул в черноту…
Сознание вернулось быстро – взрывы ещё продолжали грохотать, а солдаты разбегаться.
Роман осознал светлеющее над собою небо – далёкое и отстранённое от людских забот и бед… Что-то было не так… Где-то на подсознательном почти животном рефлексе билась отчаянная мысль: произошло непоправимое, очень плохое.
Постепенно Ромка понял, что не чувствует своего тела. Вообще. Его как бы нет, сознание существует отдельно.
«Что со мной? – думал он, вглядываясь через странный туман, застилающий глаза. – Я ранен? Но мне не больно, я вообще не чувствую тела…»
Ему захотелось поднять руки, но не получилось.
«Почему я не могу шевелиться?..»
Вдруг Роман осознал, что не может не только двигаться, но даже посмотреть влево или вправо и вообще закрыть глаза. От этого стало совсем страшно. Но закричать он тоже не смог.
«Убило меня, что ли?! Да ну, ерунда! Я же думаю! Я вижу и всё слышу! Значит, я живой! Но что с телом, почему я не чувствую его?! Я хочу закричать и не могу… Меня убило… Нет! Я живой! Я думаю! Я вижу! Я живой!»
Ромка почувствовал, как неведомая сила отрывает его от земли и несёт сквозь предутреннюю мглу. Он увидел маму. Она находилась в небольшой полутёмной комнатке, освещаемой сполохами огня, пробивающимися через приоткрытую заслонку печки-буржуйки, возле которой сидел незнакомый мужчина. Он усталым голосом что-то говорил о письмах и бросал их в печку.
Внезапно мама, сжавшись от острой боли, схватилась за сердце…
Роман отчётливо услышал, как мужчина тревожно спросил:
– Что с вами, Елена? Сердце?
– С сыном беда случилась… – через стиснутые зубы выговорила мама.
– С ним всё будет хорошо, Елена, верьте мне. Как и с вашим мужем. Я знаю.
– Нет, случилась беда с Ромочкой…
Роман почувствовал, как та самая неведомая сила вновь увлекает его через мглу, и вот он уже в госпитале, в комнатке, где ночевал. Он увидел Ксению. Девушка ревела навзрыд.
Её пыталась успокоить подруга, приговаривая:
– Ну что ты, Ксюша… Ну успокойся… Всем сейчас тяжело… Мне тоже тяжело… Я тоже устала… Ну давай, сейчас я ещё зареву… – девушка и вправду заплакала.
А Ксения сквозь слёзы произнесла:
– Не могу больше… Устала я от этой крови, от боли, от смертей, от грязного белья, испражнений и рвотных масс… Устала… Не могу больше… Пойду завтра к маме, попрошу прощения… Если письма будут о Ромы, дай знать, ладно?
Роман вновь осознал себя на поле боя.
Над ним склонился командир взвода. Он был немногим старше Романа, но имел за плечами военное училище и кое-какой боевой опыт, поэтому не потерял самообладания, но растерял своих необстрелянных подчинённых.
– Никитин! Ты как?!
«Я живой», – хотел сказать Ромка, но не смог.
– Товарищ лейтенант! Мёртвый он, не видите, что ли?! – крикнул истерично кто-то.
Роман не смог разглядеть неизвестного, не получалось ни повернуть головы, ни скосить глаза в сторону.
– Да вижу уже… – досадливо произнёс лейтенант, отстраняясь и пропадая из поля зрения.
«Я живой…», – упрямо подумал Ромка и почувствовал, как его снова отрывает от земли и затягивает в чёрную воронку с ярким светом где-то вдали…
* * *
Ксения шла к своей маме.
Она твёрдо решила повиниться перед ней. Кончились силы и упрямство. Хотелось доброты и защиты от самого близкого и родного человека.
Она открыла своим ключом дверь квартиры. Никого дома не было. Уставшая с ночной смены девушка походила по пустым, промороженным комнатам и решила лечь спать в самой маленькой, где, судя по всему, обосновались мама и дядя Ваня. Здесь было немного лучше – едва живая батарея отопления давала кое-какое тепло.
Не раздеваясь, укрывшись пледом, девушка легла на застеленную кровать и быстро уснула. Проснулась она, когда уже стемнело. Электричества, конечно, не было, как и свечей. В госпитале в этом плане куда как комфортней – военные смогли обеспечить необходимые условия.
Ксения, погружённая в нерадостные размышления, сидела у окна, глядя на тёмную пустую улицу.
Почему её жизнь сложилась именно так, а не иначе? Почему началась война?.. Почему страдает и умирает столько людей?.. Кто должен понести за это наказание и понесёт ли?.. Когда закончится этот кошмар?..
Вопросов много, ответов почти нет, а те, что есть – малоубедительны.
Замок во входной двери провернулся лишь поздним вечером.
Девушка стояла в коридоре. В темноте она увидела, как зашёл мужчина и закрыл за собою дверь.
– Дядя Ваня, это вы? – спросила она настороженно.
Мужчина, склонившийся снять обувь, распрямился.
– Ксения?
– А где мама?
– Ксения, ты разве в городе?
– Где мама?
– Ей кто-то сказал, что ты ушла из города. Я не знаю, от кого она это услышала. Но твоя мама на следующий день пошла тебя искать, потому что очень переживает за тебя. А где Ромка?
