В это время в дверь постучали.
– Чего это они, вернуться решили? – удивилась Наталья, уверенно открывая дверь, не поинтересовавшись, кто стучит.
Сильный удар ногой в живот швырнул её на пол. Она громко вскрикнула. Не ожидавший ничего подобного Иван подскочил со стула и услышал, как из прихожей рыкнул мужской голос:
– Заткнись, шалава!
Там замелькал луч фонарика.
Никитин рванулся в прихожую и сходу, как конь копытом ударил, врезал кулаком в морду первому. Тот грохнулся на пол. Иван пнул его в пах, подскочил к оторопевшему второму и с не меньшей силой врезал ему. Фонарик крутнулся в воздухе и упал одновременно с хозяином, но не потух.
Иван подпрыгнул и пятками с силой опустился на морду второго, чувствуя, как затрещали лицевые кости. Мужик дико взвыл и свернулся калачиком.
После этого победитель захлопнул входную дверь и склонился над женщиной.
– Наташа, где больно, чем он тебя? – тревожно спросил он.
– Ногой ударил в живот… – стиснув зубы, ответила она. – Сейчас отпустит… Кто это?
– Понятия не имею. Это не муж твой разве, с подельничком?
– Нет, я их не знаю… Я думала, это Ксенька с Романом вернулись…
– Значит, это налётчики. Ладно, щас покалякаем, давай я тебе помогу подняться… вот так… иди в комнату, не нужно тебе это слушать. Дойдёшь сама?
– Дойду. Что ты сделал с ними? Они не умрут здесь? Мне только этого не хватало. Вон, как сильно стонут оба…
– Не умрут. Такие гады очень живучие. Ну, всё, иди. Приляг там.
Как только женщина ушла, Никитин грубо за отвороты куртки вздёрнул первого мужика, посадил его на пол и прислонил спиной к стене. Второй так и остался лежать, утробно охая.
– Кто такие? – жёстко спросил Иван и направил фонарик в глаза мужику.
– А ты кто? – жмурясь, пробормотал тот, швыркнув разбитым носом.
Кровь по его подбородку и шее щедрыми струйками стекала за ворот рубахи, видневшийся из-под куртки, делая его бурым.
Никитин сильно сжал достоинство налётчика.
– Раздавлю помидоры! – выдохнул он яростно.
– Ы-ы-ы! Отпусти!
Иван чуть ослабил хватку.
– Я – Примус. Это – Лужок.
– Хозяйские оба? [3]
– Да, были в командировках пару раз [4] .
– Кто навёл? – прошипел Никитин, опять усиливая хватку.
Налётчик затараторил:
– Никто не навёл. Сироты мы беспризорные. [5] Последили несколько дней, вычислили, кто живёт, увидели что шмара с хахалем свалили… Ой!!! Не дави!..
– Это не шмара и не хахаль, – отчётливо сказал Иван.
– Увидели, что девушка с парнем ушли, решили выставить фатеру [6] .
– Щас оба тапочки в угол поставите, [7] а потом вынесу вас ночью и брошу прямо у подъезда. И никто даже искать не станет: время такое, сам знаешь.
– Так ты тоже хозяйский, что ли? – удивился слабо мужик, опять швыркнув окровавленным носом.
– Подавись отрыжкой! [8] Грузи этого на горб, и на выход с вещами.
Он пошёл следом за мужиками, а возле подъезда долго и жестоко бил обоих, ничуть не беспокоясь тем, что наверняка кто-то смотрит в окна, привлечённый громкими и болезненными вскриками налётчиков.
Когда он вернулся в квартиру и закрыл за собой дверь, Наталья встретила его в прихожей, держа подсвечник с зажженной свечой.
– Иван, – произнесла она тихо, – я даже не думала, что ты таким стал. Я всё слышала и видела в окно. Ты же их инвалидами сделал.
– Предпочитаешь, чтобы было наоборот? Мне уйти? – спокойно спросил Никитин.
– Нет, я не об этом. Просто…
– Что?
– Просто ты стал другим. Я тебя совсем не знаю, оказывается, и боюсь.
– Пойду я, Наташа. Прости, что так вышло.
– Нет, не уходи! – женщина быстро подошла к нему, поставила подсвечник на тумбочку и прильнула жарким телом, обняв крепко за талию. – Не уходи!
Её руки медленно легли Ивану на затылок, а лицо с приоткрытыми губами оказалось совсем близко от его лица.
– Одной мне будет ещё страшнее…
Наталья была очень естественной и вправду казалась беззащитной.
Иван почувствовал, что больше не в силах сдерживаться.
«Что же я делаю…» – подумал он смятённо.
Но губы его уже слились с её губами…
Утро они встретили в постели. Бессонная и сумасшедшая ночь отняла их силы. Обнявшись, они тихо дремали.
Иван проснулся первым и сразу же ощутил угрызения совести.
«Я не должен был делать этого, не должен… Я не за этим шёл сюда… Врёшь, за этим, ну во всяком случае, допускал такую возможность и даже хотел этого, себя-то не обманешь… Но у меня есть Лена и я люблю её… А Наташа? Её я тоже люблю…»
Женщина сладко потянулась и, сонно улыбнувшись, ещё крепче обняла Ивана, положив голову с разметавшимися светлыми волосами ему на грудь.
– Стучит. Тук-тук, тук-тук, тук-тук… – произнесла она тихо.
«Я люблю двух женщин… Что делать? Ромка узнает – не поймёт и не простит за мать. И Лена не поймёт и не простит. Она на зону ко мне ездила, благодаря ей, я не скатился в эту помойку окончательно… А Наташа за оба моих срока не написала ни одного письма, я уж не говорю о передачах… Но она была замужем за другим мужчиной и наверняка любила его… А я любил её тогда и люблю сейчас…»
– Тук-тук, тук-тук, тук-тук, – повторяла Наташа сонно. – Хорошо-то как, Господи! Я уже и забыла, что так бывает, уже и не верила, что у меня когда-нибудь ещё будет так…
«Что мне делать? – тоскливо думал Иван. – Что мне делать?»
* * *
Посёлок, где проживал Савельев, неожиданно для него и остальных жителей вдруг стал местом дислокации военных.
Местные толком не могли понять всей армейской структуры, но по слухам в посёлке расположился штаб целой бригады. А ещё говорили, что к Красноярску стягивают войска. Тамошним военным, вошедшим в город несколько раньше по распоряжению оппозиционного руководства, выдвинули ультиматум, что ли. В общем, предлагают сложить оружие, но те ни в какую. Мол, придите и заберите, если сможете…
Примерно так жители посёлка обсуждали доходившие до них слухи. Все пребывали уже не просто в тревожном предчувствии, а в крайне подавленном или наоборот, нервозном состоянии. Для них война всегда была где-то там, далеко, на Кавказе. Там военные блокировали населённые пункты и воевали с боевиками. Там стреляли, взрывали и убивали. Всё это было где-то там, а потому не страшно.
И вдруг это случилось здесь! Случилось по-настоящему, уже навсегда разделив жизнь, её привычный уклад и повседневность на «до» и «после».
