«Главное, чтобы собаки на меня ночью не напали, – думал Иван. – Хотя, следом вроде бы не шли, за весь день не заметил ни разу. Легко я от них отделался, трусливые оказались, хоть и здоровые такие. А в иных случаях, как я слышал, загрызают живьём. Надо бы костёр разжечь, так ведь не боятся они огня. Да и привлеку ещё чего доброго кого-нибудь из людей. А они-то поопаснее любой стаи будут. Придётся так ночевать, на свой страх и риск. Опять замёрзну. А ночью как вылезут из могил вурдалаки – душно мне, душно! – и высосут всю кровь. Эх, что за хрень в голову лезет! Где же мне Ромку искать? Вот о чём думать надо».
Наступившее утро было таким же туманным и холодным, как и прошлое. Едва разлепив глаза, Иван подскочил, как ужаленный, схватил своё грозное оружие, уверенный, что собаки уже здесь. Однако всё оставалось по-прежнему. И всё же от греха подальше Никитин зашёл внутрь покосившейся оградки и встал возле старенького металлического памятника, покрытого ржавчиной, изъеденного временем и местным суровым климатом. Фотография уже давно пришла в негодность, едва видная надпись о дате рождения и смерти свидетельствовала, что усопший покинул этот мир совсем молодым – почти девятнадцатилетним, и очень давно – ещё в семьдесят третьем году прошлого века.
«Царство тебе Небесное, раб Божий, – подумал Иван, покидая пределы невзрачной оградки. – Все там будем. Каждому свой час отведён. Уж от чего-чего, а от этого никому уйти не удастся. Ни бедному, ни богатому, ни злому, ни доброму, ни дураку, ни умному. Всякой твари Божьей отмерян свой срок… Что-то расклеился я совсем, видать, обстановка подействовала… Ладно, надо идти».
Иван шёл прямо посредине дороги, думая о том, что в обычное время подобное ему ни за что не удалось бы проделать без серьёзного риска для жизни, поскольку трасса эта была очень оживлённой.
Стоящий на обочине БТР-80 и головы солдат за сложенными мешками пулемётного гнезда, он увидел неожиданно для себя, за изгибом дороги. Иван остановился нерешительно, а солдаты мгновенно насторожились.
Послышался властный голос:
– Стоять!
«Стою же», – подумал Никитин.
– Руки в гору!
Иван беспрекословно выполнил команду.
– Что в рюкзаке?
– Личные вещи!
– Рюкзак оставляй там, сам бегом сюда. Руки не опускать!
– Прям, как попкарь, – проворчал Никитин, имея в виду часовых на вышках в местах лишения свободы.
Он побежал к посту.
Ему навстречу из-за мешков вышел сержант в бронежилете, каске. Автомат с примкнутым штык-ножом висел на правом боку бойца. Ладонь сжимала рукоятку, указательный палец легко касался спускового крючка.
– Стой! – скомандовал грубо сержант, когда между ним и Никитиным оставалось метров двадцать.
Иван остановился, не опуская рук.
– Оружие, взрывчатые вещества, наркотики, есть?
– Нет. Складной нож есть.
– Нахрена палку с собой тащил?
– От одичавших собак отбиваться, – проворчал Иван.
– Куда направляешься?
– В город. Не видно, что ли? – всё же сдерживая недовольство, ответил Никитин.
– Что я вижу, а что нет – не твоего ума дело, – с угрозой произнёс сержант. – Зубы жмут?
– Наоборот, не хватает.
Военный подошёл почти вплотную.
– Щас будет ещё меньше. Не нравишься ты мне конкретно. Руки опусти. Документы к осмотру.
Иван лихорадочно пытался вспомнить, взял ли они паспорт, проводя руками по груди. Паспорта в нагрудных карманах не оказалось.
– Я его с собой и не ношу, вообще-то, – нашёлся он. – Зачем мне паспорт на работу брать?
– А где ты тут работал? – несколько озадаченно спросил военный. – На кладбище, что ли?
– Не, я на коттеджном посёлке подрядился у одного барыги кладку кирпичную сделать, вот возвращаюсь домой.
– Так ты при бабках? – глаза сержанта жадно блеснули.
Никитин стиснул зубы и подумал:
«Заберёт деньги, надо было спрятать получше».
– Не, кинул меня барыга, пустой иду, – соврал он, изобразив глубочайшую досаду.
– Не свисти, – усмехнулся недоверчиво боец. – Карманы выворачивай.
Деньги – пять штук тысячными купюрами обнаружились быстро. Сержант положил их себе в кармашек.
– Слышь, командир, ты чё наглеешь? – мрачно произнёс Никитин, катая желваки. – Мне на эти деньги семью содержать надо, а ты на гособеспечении живёшь.
– Поговори мне ещё, – с угрозой ответил военный. – Рюкзак сюда тащи. Бегом туда и назад!
Иван проделал весь путь нарочито медленно, хоть сержант и заорал, чтобы он «шевелил булками». Вернувшись, бросил к ногам военного рюкзак.
Это полный пренебрежения жест окончательно вывел сержанта из себя.
– Оборзел вообще! Руки в гору! – сквозь зубы проговорил он.
Но Никитин сел на корточки, как делал это не раз на зонах и на этапах, когда от конвойных поступала такая команда. Сейчас он сделал это демонстративно, отказываясь выполнять распоряжение бойца. За что получил удар ногой в левое плечо, правда, не сильный. Однако на мокрый асфальт он всё же уселся, потеряв равновесие. Медленно поднялся и опять принял прежнюю позу.
Военный схватил Ивана за ворот, заставляя подняться.
– Пошёл на пост! – прошипел он яростно и пнул рюкзак: – Подобрал быстро!
Никитин нагнулся и получил пинок в зад. Молча стерпел, распрямляясь и двигаясь в указанном направлении. Выражение лица его было каменным, но глаза потемнели от сдерживаемой ярости.
У мешков военный приказал остановиться, отошёл куда-то и вернулся со штыковой лопатой, швырнул её к ногам Ивана.
– Траншею будешь рыть вон там.
– Не буду, – упрямо и спокойно произнёс Никитин и снова сел на корточки.
– Толян, ну чё ты мужика гнобишь! – послышался чей-то голос. Если нет у него ничего запрещённого, пусть топает отсюда.
– Разговорчики! – недовольно оборвал сержант. – Щас вместе с ним копать будешь. Хочешь? То-то. Так что заткнись. Ну, ты чё расселся? – вызверился он на Никитина. – Встал, лопату схватил и улетел копать, где сказано!
Иван не пошевелился.
Послышался шум мотора. У поста затормозил УАЗ. Из него выбрался старший лейтенант, полностью экипированный, как и его бойцы.
– Становись! – скомандовал сержант выстроившимся солдатам. – Равняйсь! Смирно!
И побежал на доклад к офицеру.
Тот выслушал и подошёл к бойцам.
– Вольно, – скомандовал он.
– Вольно, – эхом отозвался сержант.
– А это кто такой? – офицер посмотрел на Никитина.
