Мысль шама вторглась в сознание, когда Лан только-только начал дремать. Он проснулся: словно вынырнул из озера с грязной, отравленной водой. Его знобило, на спине выступил липкий пот.
«Я подумал, что тебе следует знать, – продолжил Хок. – Кудесник решил пустить тебя в расход. В его фантазиях толпа нео разрывает тебя на куски. Все это происходит, само собой, на глазах у зрителей».
Лан бесстрастно принял новость к сведению. Близилось утро, голова отказывалась работать, требуя хотя бы пару часов сна. Но какой тут может быть сон…
«Такой расклад не в моих интересах, – заявил шам. – Погибнешь ты – погибну я».
«Ты – всего лишь паразит», – Лан потер лицо жестом смертельно уставшего человека.
«Ошибаешься, – возразил Хок. – В прошлый раз тебе удалось отсюда выбраться благодаря дружбе с телепатом и киборгом. Сейчас же есть телепат, остается только найти киборга».
Лан не понял, шутит ли Хок или излагает серьезно.
«Нет киборга, – отозвался он, снова смежив веки. Усталость, постоянное беспокойство о брате и о Маре, неопределенность с участием в его миссии Ворона и разведчиков делали мысли вязкими, неповоротливыми. – Титан далеко. Нам нужен план действий… но что-то я совсем не в форме».
Настало утро, а Лан так ничего не придумал. Хок его не обманул, гладиаторов наружу не выпустили. Собственно, никто туда и не рвался; все давно смирились с новым порядком. Бойцы построились в коридоре шаткой шеренгой. Разговоры были лишь о том, откроется ли сегодня Арена. Ночной инцидент не обсуждали, но Лана сторонились, дружинник не сомневался, что о ночной заварушке уже в курсе каждый обитатель «бойцовского клуба». Хомут и еще несколько охранников выкатили в коридор тачку, на которой возвышался сорокалитровый бидон с приправленной вонючим комбижиром кашей и несколько стопок глиняных мисок. Каждый боец получил по порции. Ели руками тут же, не расходясь, а грязные миски возвращали Хомуту.
– Что сказать надобно? – бурчал тот, гремя посудой.
– Спасибо! – мародеры и трупоеды, обреченные кромсать друг друга на Арене, угодливо скалились, выдавливая из себя непривычное слово.
– То-то же, – отвечал Хомут покровительственным тоном. – Человек отличается от зверья только культурой! – говорил он, назидательно подняв указательный палец, которым до этого выковыривал из зубов мясо. По всей видимости, охранник был в добром настроении.
– Хомут! – окликнул наемника Лан. – Поговорить бы. Отойдем на два слова!
– Ладно, – нехотя протянул тот, потом сплюнул под ноги и пошел, почесываясь, за дружинником.
Лан изложил охраннику свою просьбу. Он сделал это тихо, поглядывая по сторонам, чтоб никто не нагрел уши. Впрочем, их все же подслушивали: Лан ощущал пытливое и нетерпеливое присутствие шама в своем сознании.
– Да ты гонишь! – Хомут помотал головой. – Почему ты думаешь, что я стану тебе помогать?
– Потому что это не составит тебе труда и не принесет проблем, – сказал Лан. – Я все сделаю сам, ты даже руки не испачкаешь.
– Ладно, – снова протянул охранник. – Но я не хочу, чтоб гладиаторы лили кровь вне Арены. Это тебе понятно? – он сделал многозначительную мину, что было весьма непросто при его простецкой роже.
– Да-да, – Лан примирительно поднял руки.
Хомут злобно зыркнул по сторонам, потом прошипел, выплескивая накопившееся недовольство:
– Дружка себе нашел, да? Смотри, если возникнут новые неприятности…
– Новых не будет, – заверил Лан. – Нам бы со старыми разобраться.
Хомут кивнул, задумчиво поморгал маленькими глазками.
– Тогда примерно в полдень, возле бокового входа, – проговорил он. – Там народу всегда поменьше. А этого добра мне в натуре не жалко, вся Арена им пропитана. Но ты пообещал вести себя тише воды, ниже травы!
– Так точно, – пробормотал Лан, думая о том, что Кудесник уже решил его судьбу, а Хомуту только и нужно, чтоб в оставшееся время дружинник не натворил новых бед. – В полдень, значит, боковой вход…
«Ух ты! Я не верю, что ты сделал это для меня!» – восторженная мысль Хока спровоцировала у Лана приступ тошноты.
«Думай, как нам выбраться, – ответил дружинник. – Думай об этом каждую секунду, шам, иначе мои старания могут оказаться напрасными».
Чтобы убить время, Лан принялся изучать расположенные под Ареной казематы. Первым делом он сунул нос на подземный уровень зверинца, но дорогу ему преградил пучеглазый охранник.
– Ну, – он навел на Лана винтовку. – Дай повод всадить в тебя пулю. А лучше – две.
Лан без лишних слов отступил. Наверное, у этого наемника имелась причина его ненавидеть. Вчера он стал соучастником убийства смотрителя зверинца и какого-то молодого охранника. А был ли у него выбор? Да и что он мог поделать? Не вести же дипломатические переговоры, будучи запертым в клетке между потолочником и мамашей Лу. Как они с ним, так и он с ними. Даже отец Филарет не стал бы корить за излишний гнев, проявленный в эдаких обстоятельствах. А Говорящие с Мечами даже по плечу бы похлопали, одобряя. К тому же, это не его рука оборвала жизни двух человек: раненных добивали дампы.
– Я сделал ставку против тебя! – выкрикнул лающим голосом охранник, еще больше округляя глаза. – И я полюбуюсь на твои предсмертные корчи!
Лан снова ничего не ответил. В зверинец нельзя – и бог с ним. Ему на всю жизнь хватило тамошней вони.
Он пошел в тренировочный зал, находящийся непосредственно под Ареной. Помещение было тесным из-за нескольких рядов приземистых колонн, поддерживающих свод. Чадили факела, потолок был низок и закопчен: вытяни руку и коснешься плит, по которым уровнем выше шли на смерть гладиаторы и бестии из зверинца. После вчерашнего боя с жуком-медведем с многих стыков сочился песок. Имелись здесь и некоторые тренажеры для фехтования: мишени, чучела на поворотной раме в ржавых и мятых доспехах, подвешенные к балкам автомобильные шины. Несколько бойцов вяло разминались. Деревянные мечи и копейные древка без наконечников пылились без дела на подставках вдоль стен. Завидев Лана, гладиаторы сбились в кружок и зашушукались. Он решил продолжить осмотр другой части казематов, дабы не будить лиха, но мужики двинули ему навстречу.
– Говорят, что ты – настоящий дружинник Кремля, – обратился к нему тип с заросшим шерстью лицом. Не нео, само собой, а человек со слегка затронутой мутацией внешностью.
– Можешь научить нас сражаться? – спросил, переминаясь от волнения с ноги на ногу, низкий, но невероятно широкий в плечах парнишка. Вероятно, тоже мутант. Этих мутов в Москве больше, чем капель в Яузе.
Остальные что-то прогудели, поддерживая просьбу. Затем они по очереди назвали свои имена и прозвища.
– Ефим, – представился широкоплечий.
– Череп, – у этого мосластого типа отсутствовали не только волосы на голове, даже брови и ресницы, и те как будто кто-то с особой тщательностью выщипал волосок за волоском.
