— Скажите, Сергей. А как к Сакаашвили относится сам грузинскиий народ после…
— Саакашвили, — шепчут Степану Олеговичу сбоку.
Он вонзается взглядом в бумажку и вскрикивает:
— Са-а-кавшвили! Точно, бля! Ой, бля! Ой! Ну пиздец! — Тупик Степан Олегович прикрывает рот рукой.
Ведущий шипит и хлопает себя по лбу. Свет в студии гаснет, остается только желтое свечение капитанского мостика. Лицо представителя ДРУ-ОДБ исчезает с экрана. В студию вступает оруэлловская тишина.
— Ирка, привет! — вполголоса обращается к Ясе парень, сидящий рядом с ней у прохода. — Помнишь меня? Я Ромка Кислый с новых медиа! Учились вместе!
— А, привет! — шепотом отвечает Яся. Их хорошо слышно в этой страшной тишине. — Только я не Ирка, а Янина.
— Слушай, а что ты тут делаешь? В ящике? Тебя ж в какие-то дребеня распределили! Весь курс еще тогда присел от удивления!
— Ну вот, — улыбается Яся. — Сбежала, видишь, из дребеней.
— И что, типа, не наказали? — удивляется Кислый. — Там же тринадцать кило заряжали за отказ от распределения. Меня вон воткнули в «Вестник Союзного государства», маринуюсь, еще полтораху чалиться.
— А что со мной сделают? — пожимает плечами Яся. — Я же теперь на О-эн-тэ!
— Папа помог? — уважительно спрашивает Ромка.
— Папа занят. Может, фамилия сыграла роль. А может и нет. Тут зарплаты гулькины, две с половиной сотки.
— Ну так ты ж, типа, пока только микрофон носишь.
Сверху из динамика возле капитанского мостика звучит все тот же тронутый ненавистью женский голос:
— Часть вторая. Дубль два, работаем. Собрались, собрались все. До эфира восемь часов, у нас монтаж еще. Тупик Степан Олегович. Еще раз ошибетесь, попросим из студии, со всеми вытекающими. Вадим нормально, только первый вопрос помедленней, чтоб хвоста с ожиданием не было.
Вспыхивают мачты освещения, звучит отбивка, похожая на исковерканное современностью вступление к Пятой симфонии Бетховена. На сцену взбегает телеведущий. Оно мастерски выдает ту же ступень геополитического экстаза, что мы уже видели — подрагивающая в остервенении улыбка растянута в тот же до миллиметра ровный оскал:
— И я еще раз напоминаю вам, дорогие телезрители, что мы — в прямом эфире на О-эн-тэ! И наш сегодняшний разговор о Грузии, а точней — о США, администрация которых несет моральную ответственность за ту трагедию, которую переживает весь грузинский народ сегодня. И у нас есть возможность задать наши вопросы очевидцу, находящемуся сейчас в Тбилиси аккредитованному при МИД Грузии специальному корреспонденту О-эн-тэ. Сергей?
На этот раз вступление у ведущего получается чуть более коротким, и лицо Сергея две секунды безо всякого выражения смотрит в камеру. Затем корреспондент кивает, прикладывает руку к наушнику в правом ухе. За его спиной слева направо проезжает уже виденное нами желтое такси. Поодаль две фигурки останавливаются и указывают на камеру, а потом приветственно машут руками. День сурка.
— Да, Вадим! — наконец говорит Сергей.
— Расскажите нам, что происходит сейчас в Тбилиси? — Ведущий изображает все ту же живую обеспокоенность. — Каковы настроения, о чем говорят люди?..
Ведущий перестарался с исполнением поручения режиссера, Сергей уже начал говорить на экране:
— Сейчас…
— Да, да! Сергей, — подхватывает ведущий, имитируя диалог. (Второе и третье слово Сергея заглушены с режиссерского пульта.)
— …десять. Час назад прошел небольшой дождик, но в остальном все спокойно. — Корреспондент снова поворачивается левым профилем, так, чтобы не был виден наушник. Синхронист ставит его на паузу.
В этой странной беседе собеседники разделены временем. Ведущий обращается из настоящего, Сергей слышит его в прошлом. Прямой эфир на телевидении, на котором не может быть прямого эфира, — сломанная машина времени. Дубли будут повторяться, пока не поверит режиссер.
— У гостей в студии есть возможность задать вопрос Сергею Бармалееву здесь и сейчас, в прямом эфире. Телезрителей мы просим принять участие в телефонном голосовании, итоги которого будут объявлены в конце нашего прямого эфира. Напомню, если вы считаете, что в сложившейся ситуации виноваты власти Грузии, звоните 6-100-800, если вы считаете, что виновата Россия — звоните 6-100-801, если вы уверены, что виноваты обе стороны, телефон — 6-100-802, для абонентов из Беларуси и СНГ звонок бесплатный.
После этих слов на экране появляются уже виденные залом три полоски, самая длинная — по-прежнему синяя. За вину властей Грузии отдано все те же 2420 голосов, 2464 — через секунду. Работая тут, Яся находится сразу в трех временах: прошлом, из которого моргает корреспондент, записанный вчера, настоящем, где вопросы задает Тупик Степан Олегович, и будущем, в котором не видимые глазу «телезрители» «голосуют» по обсуждаемым темам. «Каждый ваш голос имеет значение», — приговаривает время от времени ведущий.
— Ну а сейчас — вопрос Сергею в прямом эфире задаст Степан Олегович Тупик, — предупредительно представляет он люмпена, понимая, что чем меньше реплик у статистов, тем меньше возможностей допустить ошибку. И удивляет зал цепкой памятью. — Степан Олегович у нас — начальник участка на восьмом ДРУ-ОДБ в Рогачеве, член Федерации профсоюзов. Итак, вам слово!
Яся обнаруживает, что забыла забрать у Тупика микрофон — после записи она получит выговор от режиссера, но на экране все выглядит естественно, так, будто микрофон просто гулял по рядам. Пролетарий делает паузу, подбирается, а потом выдает, проявив некоторую рабочую смекалку, одно слово, как тост:
— Са-а-кашвили! — Затем он быстро оглядывается, осознает, что не ошибся в произношении, и, ликуя, завершает фразу: — Как к ему относятся представители грузинской народности после того, что началося?
По залу проносится несколько приглушенных смешков. Синхронист запускает запись, Сергей на экране оживает, кивает Степану Олеговичу Тупику, совсем как живой, и начинает рассказывать, обличительно интонируя:
— Американского оружия и боеприпасов миссия СНГ пока не обнаружила, хотя налицо поставки винтовок М-16 и авиационных кассетных боеприпасов…
— Ну что такое? — хлопает себя по бедру ведущий. — Четвертый вопрос вторым оказался? У меня путаница? Или у вас? Или у Тупика? Или чушка эта бумажки с вопросами залу перепутала? — он раздраженно кивает на Ясю.
Через пять минут оказывается, что ошибся режиссер монтажа, и к чушке больше ни у кого претензий нет.
Им удается записать вторую часть только с четвертого захода. Всего частей в программе пять, так что передача, идущая сорок минут, мучительно клепается более пяти часов — лучшее доказательство теории относительности Эйнштейна. Когда у Яси спрашивают, где она работает, она отвечает: в машине времени, соединяю прошлое с будущим. Говорить о том, что она работает на О-эн-тэ, ей почему-то стыдно.
