— Почему? — притворно удивленно спросил Готлиб.
— Потому что конунг Годофрид поклялся повесить тебя, как только ты попадешься ему в руки. Такую же судьбу он пообещал и всем тем, кто поддержал тебя, а значит, в первую очередь мне. Поэтому посылать в Данию ни меня, ни иного воина высокого положения без угрозы провала нашего замысла невозможно, — сказал Харальд.
— Жаль, — сказал Готлиб.
— Что тебе жаль, конунг? Что меня не повесят? — спросил Харальд.
— Тебе следовало бы немного прогуляться по морю чтобы морской ветер из твоей головы выдул дурные мысли, — сказал с кривой усмешкой Готлиб.
— Согласен проветриться, но не на виселице же? — сказал Харальд.
— Заразы ты тут нахватался — я же тебе сказал, чтобы ты подобрал человека для отправки в Данию, а ты — «подумал»! Думать вообще вредно для твоей головы. Я думаю и этого достаточно!
Харальд почесал лысую голову.
— Но я... — начал он было и, спохватившись, замолчал, — на язык снова лезло слово «думал». Он вздохнул и сказал: — Все я понял.
— Вот и хорошо, — мягко проговорил Готлиб. — А теперь хлебни вина и давай искать человека неприметнее.
— Давай, — облегченно проговорил Харальд.
— Значит так — если в Данию нельзя возвращаться тебе или другим известным воинам, то кого надо послать? — спросил Готлиб.
— Самого малоприметного, — сказал Харальд.
— Да, самого малоприметного. Ему не потребуется ни ума, ни храбрости, надо только одно — рассказать о местных богатствах, а весной собрать охотников до добычи и славы и привести их в город, — сказал Готлиб.
— Ты как всегда мудр, конунг, — сказал Харальд.
Но через секунду на его лице отразилось сомнение. Готлиб заметил это и спросил:
— Мой друг, похоже, у тебя есть вопрос.
— Да, конунг! Я тут подумал... — тут он осекся, ведь только что конунг устроил ему выволочку за то, что он думал.
— Харальд, ты опять ничего не понял, — укоризненно проговорил Готлиб. — Я тебя ругаю не за то, что ты думаешь, а за то, что ты не выполняешь моих приказов.
— Да, конунг, — кивнул головой Харальд.
— Итак — что ты придумал? — спросил Готлиб.
— Я подумал — пошлем воина неприметного, а поверят ли ему? Ведь слово такого человека весит столько же, сколько и его слава, то есть — ничего! — сказал Харальд.
— Вопрос правильный, — сказал Готлиб. — А потому мы придадим вес его словам испытанным средством — дадим ему золота! Много золота.
Харальд усмехнулся и проговорил:
— Золото придаст вес любым обещаниям. А много золота даже самым невероятным.
Готлиб хлопнул ладонью по плечу Харальда и проговорил:
— Ладно, Харальд, если мы поняли друг друга, то немедленно тащи сюда первого попавшегося воина. А лучше двоих. Завтра утром пусть они уходят в Данию.
— Сейчас, — сказал Харальд и вышел из комнаты.
Вернулся он через пару минут с невзрачным мечником.
— Кто это? — спросил Готлиб.
— Это Томас, — сказал Харальд.
— Он надежный? — спросил Готлиб.
— Надежный, — ответил Харальд, чему-то странно улыбаясь.
Готлиб заподозрил что-то неладное.
— Ты и в самом деле надежный? Тебе можно поручить важное дело? — спросил Готлиб Томаса.
Томас сделал странное крестообразное движение рукой и сказал:
— Конунг, вот истинный крест, что я выполню твое поручение честно.
Готлиб бросил удивленный взгляд сначала на Томаса, затем на Харальда.
— Эта клятва у них самая крепкая. Можешь верить ему, — сказал Харальд.
— Ладно, пусть займется подготовкой корабля в поход, а как подготовит, пусть зайдет ко мне. А я пока подумаю, — сказал Готлиб.
Когда Томас вышел, Готлиб засыпал Харальда вопросами:
— Харальд, что это еще за странности? Кто этот человек? Почему ты выбрал именно его?
— Он христианин, — с многозначительным выражением на лице сообщил Харальд.
— A-а! А я думаю, что за сумасшедший завелся в нашем войске, — сказал Готлиб. — Но почему именно этот?
— Он честен, — сказал Харальд.
— Это хорошо. Хотя я и не очень верю в честность людей, — сказал Готлиб.
— Это у них бзик. У христиан есть десять каких-то заповедей, — сказал Харальд.
— Что еще за заповеди? — спросил Готлиб.
— Это правила поведения. Вроде — не убей, не укради, не пожелай жены ближнего и другие глупости, — сказал Харальд.
— И как же тогда жить, если следовать этим правилам? — спросил Готлиб.
— Это долго рассказывать. Кстати иудеи ихнего учителя за это распяли, — сказал Харальд.
— Я не удивляюсь Евреи поступили умно, как нормальные люди, — сказал Готлиб.
— Но для нас честность в этом деле — это то, что нужно. Честному дураку верят больше, — сказал Харальд.
— А сможет ли он приукрасить здешние места? Дадут ли ему это сделать его правила? — высказал сомнение Готлиб.
— Ну, всякая честность имеет пределы. А рассказывая о здешних местах, ему не придется много привирать, — сказал Харальд.
— Ну, хорошо, — сказал Готлиб.
— Есть еще одна польза от его веры, — сказал Харальд.
— Какая?
— Раз он сторонник тайной секты христиан, то сможет рассчитывать на помощь своих единомышленников, — сказал Харальд.
— А вот это существенно. Их умение привлекать в свою секту простаков как раз нам и сгодится, — сказал Готлиб, однако добавил: — И знаешь, Харальд, пришли мне еще воина но без всяких этих...
Харальд скопировал крестообразное движение.
— Зачем еще один человек? — спросил Харальд.
— Поручим ему следить за этим, как его там — Томасом. И если этот христианин попытается украсть золото, то пусть он его убьет, — сказал Готлиб.
— Мудрая мысль, — сказал Харальд.
— А так как от результатов этой миссии зависит наша судьба, то надо отправить посольство как можно скрытнее, — сказал Готлиб.
— Чтобы скрыть это, мы завтра отправим Трюгви на разведку. А также отряд Эрика Лысого на северное побережье, пусть соберет дань с тамошнего населения. Это вызовет шум, но оно прикроет посольство в Данию, — сказал Харальд.
Глава 61
Едва утренние звезды побелели, Ратиша поднял Гостомысла.
— Стоум уже на причале, — сообщил он.
Наскоро перекусив, Гостомысл стал одеваться. Надев простую одежду, он приказал Ратише подать ему кольчугу и оружие.
