— От моего тела — неприятный дух? — удивился Готлиб и обратился к Харальду. — Ты чувствуешь от меня неприятный дух?
Харальд втянул воздух красным носом.
— Морем пахнет от тебя, — вынес он заключение.
— Ну, вот дура, — сказал конунг ключнице, — запах моря самый приятный во всем свете.
— У нашего народа нет глупого обычая мыться перед сном, — гордо произнес Харальд.
— Почему? — спросила Милана.
— Потому что всем известно — что мытье вредно для здоровья, — сказал Харальд.
— Ну да? — с сомнением проговорила Милана.
Краешек губ Миланы дрогнул в едва заметной презрительной усмешке.
— Значит, ты, конунг, мыться не будешь? — уточнила она.
— Моются только дикари! — зло сказал Готлиб, заметив презрительную усмешку.
Ничто не ранит больше всего мужчину, как насмешка женщины. Но такова уж природа женщин, что каждый их взгляд и слово насмешка над мужчиной.
Предания говорят, что бог создал женщину из ребра Адама, однако многие мужчины сомневаются в этом И не без основания.
— Так мыться не будешь? — повторила вопрос Милана.
— Вот пристала! Проклятая баба! выругался конунг и неохотно согласился: —- Ладно, пусть мои слуги принесут воды и протрут мое тело влажной мягкой губкой.
— Для того, кто никогда не мылся, и это подвиг, — сказала Милана и пригласила: — Пошли, конунг, в опочивальню.
Глава 50
Утром Готлиб понял опасность княжеских удобств: солнце давно уже встало, а ему не хотелось вылезать из-под пухового одеяла.
Наложница Хельга прилипла к нему всем телом: ее тело было горячим и липким.
В объятиях наложницы Готлиб чувствовал себя, точно медленно варится в котле с кипящей водой. Надоела она, однако ему лень было оттолкнуть ее от себя.
Так он лежал некоторое время, потом в комнату без стука вошел Харальд и весело прокричал:
— Вставай, конунг, пошли любоваться тем, что наши люди добыли за ночь.
Готлиб скинул со своей груди пухлую руку наложницы.
Хельга приоткрыла один глаз, посмотрела на Харальда и повернулась на другой бок, при этом одеяло сбилось и вызывающе обнажило интимную часть женского тела, что пониже поясницы.
«Зараза»! — подумал Харальд.
Освободившись от женщины, Готлиб сладко потянулся и быстро сел, опустив ноги на половичок рядом с кроватью.
Харальд лукаво подмигнул и спросил:
— И как сон на княжеской кровати?
— Не знаю — эта стерва не дала мне ночью сомкнуть глаза! — Кивнул головой Готлиб на подружку.
Заметив оголенное женское тело, накинул на Хельгу край одеяла.
— Бесстыдница! — сказал Готлиб.
— Мужчины любят бесстыдниц, — сказал Харальд.
— Да, целомудренные жены необходимы для продолжения рода, — проговорил Готлиб. — Но должны же быть женщины и для удовольствия?
Хельга услышав, что разговор касается ее, открыла глаза и повернулась.
Это заметил Готлиб.
— Ты отсыпайся, следующей ночью я тебе не дам уснуть ни на минуту, — сказал Готлиб.
— Хорошо, милый! — хихикнула Хельга и отвернулась.
— Значит, все же нашлось добро у дикарей, — проговорил Готлиб, глядя на длинные, закаменевшие желтой костью, ногти на грязных ногах.
Харальд захохотал:
— А то! И золото, и серебро, и меха... — он чмокнул и облизнул мокрые губы, — а бабы — слаще на свете не видел.
Готлиб кинул взгляд на бледные волосы Хельги, которая, как легко можно было догадаться, и не собиралась вылезать из-под одеяла до вечера.
— Все бабы одинаковы! — сказал он, кривя губы.
— Ну да! — сказал Харальд и, покосившись на голые острые плечи Хельги, заметил: — Только дают по-разному, — и заторопил Готлиба. — Конунг, пошли скорее.
— Надеюсь, город все-таки не сожгли? А то нам здесь жить, а впереди зима, — обеспокоено поинтересовался Готлиб.
— Не, мы аккуратно! — ответил Харальд.
Готлиб потянулся за штанами.
— Может, позвать слуг, пусть одевают тебя, как настоящего конунга? — спросил Харальд.
Готлиб нахмурился.
— Харальд, я и есть настоящий конунг.
— Прости, — проговорил Харальд, — я хотел сказать, чтобы они тебя одели согласно королевской церемонии.
— Не надо. На войне эти церемонии отменяются. Вот когда займу трон Дании, тогда и займемся этой ерундой. А сейчас некому пускать пыль в глаза, — сказал Готлиб. — Так стоит ли тратить на это время?
— Воину некогда возиться с одеждой, — сказал Харальд.
— Сколько убитых? — спросил Готлиб
— Среди наших воинов убитых или раненых нет, — сказал Харальд.
— И что — дикари не сопротивлялись? — удивился Готлиб и стал надевать штаны.
— Да как же они осмелятся? — сказал Харальд с усмешкой. — Ну, некоторые пытались сопротивляться, но наши набили им морды, на этом все и закончилось. Правда, на причале кто-то зарубил сторожа, присматривавшего за лодками, и угнал одну лодку.
Харальд подал Готлибу одежду. Готлиб быстро начал одеваться.
— Старшего над сторожами наказал? — спросил Готлиб.
— Сторожем был раб, — сказал Харальд.
— Дерьмо! — сказал Готлиб. — Нельзя ставить рабов сторожами. Кто раба поставил сторожем?
— Я, — сказал Харальд. — Я отпустил всех воинов грабить город. Остались только слуги и рабы. Это был хороший раб.
— Рабы не могут быть хорошими или плохими — они просто рабы, — сказал Готлиб.
Харальд кивнул головой и сказал:
— Но это не городские убили сторожа. Из города невозможно было уйти.
— Никого не поймали? — спросил Готлиб.
— Нет. Наверно, сторожа убил какой-то проходивший мимо дикарь. Тут, говорят, в лесах бродят дикие люди, — сказал Харальд.
— Дикие люди не пользуются мечами, — возразил Готлиб, прикрепил к поясу меч и приказал: — Сторожей всех высечь. Наверняка спали.
— Может, и не спали, но хорошая порка рабу никогда не помешает, — сказал с усмешкой Харальд.
Готлиб закончил с одеванием, взглянул в зеркало, поправил волосы и сказал:
— Пошли во двор смотреть добычу.
Они вышли на крыльцо.
Внизу, в центре двора, на деревянном настиле громоздились мешки, рогожные кули и связки пушнины. Рядом стояли даны: усталые, но довольные и с веселыми лицами.
— Отлично! — сказал Готлиб и распорядился: — Расстелите рогожу перед лестницей!
