Готлиб расхохотался.
— Дикарь, я и в самом деле буду с тобой ласков, — можешь сесть у моих ног, — сказал он.
От выпитого большого количества вина у Доброжира кружилась голова, и уже ничего не понимая, он упал к ногам Готлиба.
— Он как большая беззубая собака, — хохотал Харальд, тыкая пальцем в голову старшины.
Готлиб пошевелил Доброжира ногой, тот не пошевелился.
— А черт с ним — брось! — выругался Харальд.
Готлиб распорядился:
— Олав, присмотри за этой собакой, чтобы никуда не сбежала, — он нам завтра, когда мы займемся городом, пригодится. А сейчас — гуляем!
Глава 30
Доброжир открыл глаза, когда теплый солнечный луч мазнул его по щеке. Осторожно приподняв голову, он огляделся: пиршественный стол усеян костями и испорченными остатками пищи; скатерть, словно кровью, залита вином.
«Лучше пролитое вино, чем кровь», — подумал Доброжир и привстал.
Даны спали: кто на лавке; кто, уткнувшись лицом в недоеденную пищу; кто просто на земле.
Дурно пахло блевотиной.
Где-то еще слышались пьяные вскрики, тихий женский плач, но все уже было кончено.
Кто-то осторожно тронул спину, и Доброжир обернулся — на него пристально глядел конунг данов.
— Ты уже пришел в себя? — спросил Готлиб.
— Да, конунг, — ответил на датском языке Доброжир, и спохватился — этим он выдал себя. На самом деле он знал язык данов, потому что не раз возил товары в землю данов.
— Ты знаешь наш язык? — настороженно глядя, спросил Готлиб.
— Вчера я выучил у твоих воинов лишь простые слова, — попытался исправить положение Доброжир.
Готлиб задумался.
Доброжир встал и отряхнул с одежды грязь.
Готлиб прервал свое молчание.
— Где Олав? — спросил он.
— Где-то спит, наверно, — проговорил, не открывая глаз, прислонившийся головой к спинке кресла Харальд.
Он, оказалось, не спал и слышал разговор конунга с Добро-жиром.
— Так найди, — сказал Готлиб.
— Сейчас приведу, — сказал Харальд.
Он обвел мутным взглядом двор, ища, кому бы дать приказание привести переводчика.
Никого не нашел и выругался:
— О великий Один! Даже слуги обожрались вина и дрыхнут без задних ног. Будь они все прокляты!
— Харальд, придется тебе идти самому искать Олава, — смеясь, проговорил Готлиб.
Харальд поднялся, потянулся, и сказал:
— Надо выпороть слуг.
— Не надо. Вчера мы победили благодаря моей мудрости без боя. Поэтому я хочу, чтобы все наслаждались плодами моей победы, — сказал Готлиб.
— Все равно надо выпороть слуг. Они должны были не вино пить, а нас сторожить. А если бы дикари нас перерезали, пока мы спали? — сказал Харальд.
— Тогда надо начинать с тебя, — сказал Готлиб.
— Почему с меня? — спросил Харальд.
— Потому что ты воевода и обязан был организовать охрану, — сказал Готлиб.
Харальд покрутил головой и сказал:
— Ладно, пороть никого не будем. Пойду искать Олава. Наверно, тоже где-либо пьяный валяется.
Харальд двинулся, едва держась на ногах, по двору. Через несколько секунд остановился и сказал:
— Вот он! Так и есть — пьяный валяется, словно мертвый. Думаю, сейчас толку от него никакого.
— А ты сунь его в холодную воду, — посоветовал Готлиб.
— Так и сделаю, — сказал Харальд и закричал: — Где тут бочка с водой?
Но никому не было дела до воеводы, и, поняв, что никто ему не ответит, и, оглядевшись, он сказал:
— Нет тут бочки с водой!
— А ты ему дай подзатыльника, хороший подзатыльник сойдет за воду, — сказал, посмеиваясь, Готлиб, которого эта картина забавляла.
— Сейчас, — сказал Харальд.
Он поднял одной рукой за шиворот Олава. У того голова клонилась, словно у сонного ребенка.
— Только постарайся не убить его! — предупредил Готлиб. — А то, где найдем другого переводчика?
— Ладно! — сказал Харальд и осторожно ударил Олава ладонью по щеке.
После третьего удара Олав открыл глаза и начал вяло отбиваться.
— Он пришел в себя, — радостно сказал Харальд.
— Тогда тащи его сюда, — сказал Готлиб.
Не отпуская ворота Олава, Харальд подтащил его к Готлибу.
— Получай своего переводчика! — ухмыляясь, сказал Харальд, роняя переводчика к ногам конунга.
Готлиб взял со стола чашу с остатками вина; отпил из нее глоток; поморщился и выплеснул вино в лицо Олаву.
Олав фыркнул застоявшейся лошадью но пришел в себя и вытер лицо рукавом.
— Олав, хватит дрыхнуть! Мне надо поговорить с вождем варваров, — сказал Готлиб.
— Он не вождь, он бургомистр, — сказал Олав.
— Плевать, — сказал Готлиб.
— Так что ему сказать? — спросил Олав.
— Скажи ему... — Готлиб взглянул на выползающее из-за стен ослепительное солнце, — скажи ему так — если он не хочет, чтобы мы разграбили город и убили жителей, то, как только солнце начнет клониться к западу, город должен заплатить нам выкуп.
Готлиб замолчал, и Доброжир почувствовал, как, в предчувствии неприятностей, по его спине побежали мурашки, и он поежился.
Готлиб бросил на него подозрительный взгляд.
— Дикарь, ты понял, что я сказал?
Доброжир молчал.
— Ты знаешь наш язык? — спросил Олав Доброжира.
— Не знаю, — слукавил Доброжир.
— Он утверждает, что не знает нашего языка, — сказал Олав.
— Врет он. Но пусть будет так. Если он знает наш язык, то все понял. А не понял, так доведи ему наши требования, — сказал Готлиб.
Олав обратился к Доброжиру:
— Дебргир, конунг сказал, что город до вечера должен заплатить выкуп. А иначе он прикажет воинам всех убить. А тебя повесить первым.
— Я все понял, — сказал Доброжир, но остался стоять.
— Чего он стоит? — спросил Готлиб.
— Ты чего стоишь? — спросил Олав Доброжира.
— Так какой выкуп ему надо? — робко поинтересовался Доброжир.
— Этот дикарь хочет знать, какой выкуп надо ему заплатить, — сказал Олав Готлибу.
— Половину всего их добра, — бесцеремонно ответил за конунга Харальд.
Готлиб зло ударил кулаком по столу.
