Пока Саймон расплачивался, Элвин записал ему на клочке бумаги координаты своего психотерапевта.
– Позвони ему, скажи, что от меня.
* * *
– Что, если я отложу свой отъезд? – предложил Саймон по дороге.
– Не надо. Подумаешь, закружилась голова, ерунда какая!
– Ты страшно побледнела, закатила глаза…
– Было так странно! – перебила его Мелли, погружаясь в воспоминания.
Она поведала ему о своем кратком видении.
– Я должна найти способ разузнать о своем прошлом.
Когда такси въезжало в ворота дома, Саймон отдал ей полученную от Элвина записку.
– Сегодня вечером никакой почты, я буду в самолете. Ты должна лежать на диване у этого психотерапевта. Вдруг, разговорившись, ты что-то вспомнишь? Подумай, в этом цель всякой психотерапии.
Мелли взяла у Саймона бумажку и обняла его на прощание.
– Не волнуйся. Но если завтра, играя, ты будешь думать обо мне, это доставит мне удовольствие. Я долго не буду ложиться, может, придет твоя почта. Ты расскажешь, как прошел концерт, я хочу знать все в мельчайших подробностях.
Саймон поцеловал Мелли и попросил водителя подождать, пока она войдет в дом. Она задержалась и оперлась о дверцу.
– Спасибо, Саймон, за твою дружбу.
* * *
Мелли ужинала с родителями. Она почти не разговаривала с ними, о том, чтобы рассказать о встрече с Элвином, не было речи. О своем приступе недомогания она тоже не обмолвилась. Она поклялась матери, что принимает лекарства, хотя это было неправдой, и, сославшись на утомление, вышла из-за стола еще до десерта.
За столом она не могла избавиться от тревожного ощущения, что сидит с двумя чужими людьми. Чем больше мать улыбалась ей, тем сильнее становилось это ощущение.
Оказавшись у себя в комнате, она открыла планшет и с радостью обнаружила там послание.
Высота три тысячи футов, внизу облака. Когда ты проснешься, будет отвратительная погода. Из-за головокружения я не смотрю в иллюминатор. Жуткая кормежка, но это еще ничего. Тесно так, что колени под самым носом. Моя соседка храпит. Зачем было лететь ночью? Надеюсь, ты будешь спать лучше, чем я. До завтра, напишу тебе из Атланты. Саймон.
Мелли не отрывала глаз от экрана. Она вспоминала прошедший день, свой приступ, недомогание за ужином. Что-то шло не так, более того, неуклонно ухудшалось.
Она достала из кармана брюк полученную от Саймона бумажку и отправила письмо психотерапевту Элвина с просьбой принять ее.
21
Доктору Шнейдеру было лет шестьдесят, каштановая бородка придавала ему элегантность, аккуратно зачесанные волосы с трудом прикрывали лысину. Он был улыбчив и любезен, комната, в которую он пригласил Мелли, ничуть не походила на кабинет психоаналитика. Он объяснил, что не кладет пациентов на диван. К нему приходят для разговора, а не для сиесты.
В отличие от большинства собратьев по ремеслу он любил смотреть пациенту в лицо, а не прятаться за его спиной. Успех анализа зависел от доверия к аналитику, а оно, утверждал он, требовало разговора лицом к лицу.
– Согласен, – оговорился он, – сидя за этим большим столом, вы можете испытать замешательство, но мне надо наблюдать за вашей реакцией, а не только вас слушать.
Доктор Шнейдер оказался оригиналом, но Мелли поняла, что его метод не лишен здравомыслия.
На первом сеансе он по большей части слушал. Мелли рассказала ему о своей амнезии и призналась, что иногда ей кажется, что внутри у нее сидит другой человек. Шнейдер качал головой и записывал.
На следующем сеансе он попросил точнее описать этого «другого». У Мелли ничего не получилось. Зато она созналась, что уверена, что страстно любила одного мужчину, хотя все ее исследования собственного прошлого приводили к заключению, что такового не существовало.
Шнейдер предположил, что она персонифицирует свое искусство в мужских чертах. Она посвятила жизнь музыке и тем заполнила ее, но одновременно создала пустоту, а природа не терпит пустоты. Мелли в ответ усомнилась, что ей доводилось прогуливаться по пирсу в обществе рояля…
Помощница постучала в дверь, вошла, наклонилась к уху доктора Шнейдера и что-то ему прошептала. Он извинился перед Мелли: ему необходимо отлучиться, одному из его пациентов стало плохо, и он должен провести с ним видеоконсультацию. Пообещав, что это ненадолго, он оставил ее в кабинете одну.
После его ухода Мелли оглядела кабинет и увидела в углу компьютерный терминал. Ее посетила мысль оставить сообщение Саймону. Она подъехала в кресле к терминалу и трижды моргнула экрану, чтобы получить доступ к системе общения. Тщетно.
Она повторила попытку, но опять безрезультатно и решила, что компьютер неисправен.
Внезапно экран загорелся, на нем появилась надпись:
[1 + 1 = 1]
Мелли уставилась на диковинное уравнение, потом напечатала:
[1 + 1 = 2]
Ее строчка пропала, вместо нее появилась прежняя нелепость:
[1 + 1 = 1]
Не иначе, компьютер сломан! Мелли пожала плечами, и тут на экране появилось:
[Hello!]
– Привет! – ответила Мелли, как ни удивительно для нее самой, вслух.
[1 + 2 = 1]
– Для компьютера ты неважно считаешь.
Экран почернел, а потом на нем появилась надпись:
[Не принимай лекарства]
У Мелли затрепетало сердце.
– Кто ты? – спросила она.
[Хоуп]
В коридоре раздались шаги, и экран погас.
Мелли опять подъехала к столу. Вошедшая ассистентка сообщила, что пациент доктора Шнейдера требует больше внимания, чем предполагалось. Чтобы не заставлять ее ждать, он предлагает, если она не против, продолжить сеанс завтра.
Мелли попросила разрешения посидеть еще немного, сказав, что ей нужно обдумать свою беседу с доктором Шнейдером.
Ассистентка не возражала, так как следующий пациент ожидался еще через двадцать минут. Пока что Мелли могла располагать кабинетом.
Оставшись одна, она вернулась к экрану и напечатала:
– Кто такая Хоуп?
[Ты]
– Меня зовут не Хоуп.
[1 = Хоуп]
– Не понимаю.
[1 + 2 = 1]
– Все равно не понимаю!
[2 = Джош]
– Кто бы ты ни была, прекрати эти идиотские уравнения! Объясни внятно!
Экран опустел, осталась только мигающая точка, позволявшая предположить, что программа погрузилась в размышления.
Отвечая на запрос Мелли, «Нейролинк» наконец написал:
