Северный ветер унес ее пожелание в открытое море. Хоуп прижалась к Джошу.
* * *
Когда Хоуп открыла глаза, был уже почти полдень.
Джош сидел в кресле напротив кровати.
– Охота тебе скучать в одиночестве? – спросила она, потягиваясь.
– Я не скучаю, и я не один, я смотрю на тебя.
– С утра пораньше? Это нечестно с твоей стороны!
– Уже довольно поздно.
– Возможно, но не для меня. Вечер был волшебный. Будут и другие такие, обещаешь?
– Обещаю.
– Мы не лжем друг другу, помнишь?
– Помню, ложь под запретом. Только не пойму, почему монополия на сказку должна принадлежать ночи. Если ты соизволишь вытащить свою очаровательную попку из-под одеяла, то убедишься, что впереди у нас сказочный день.
– Мне нравится, когда ты поддаешься поэтическому порыву, милый Джош.
Сюрпризам не было конца. Выходя из коттеджа, Джош попросил дежурную вернуть ему чемоданчик, который он оставлял ей на хранение. Она достала его из-под стойки и подала ему.
– Собрался удрать, бросив меня? – спросила Хоуп.
– С того дня, когда ты позволила мне тебя поцеловать, я не перестаю бояться, что это ты меня бросишь, – ответил Джош.
Ответил – и пожалел об этом. Хоуп не обратила внимания на его слова или из чувства такта сделала вид, что не видит связи между ними и уготованной ей судьбой.
Джош усадил ее в машину и захлопнул за ней дверцу.
Они покатались по острову и остановились перед маяком Брант Пойнт.
– Какой малютка! – покачала головой Хоуп. – Вряд ли он светит далеко.
– Внешность обманчива. В истории полным-полно коротышек, от которых исходил великий свет. Тебе, кажется, понравился именно этот?
– Ты хочешь мне его подарить? Было бы здорово притащить домой настоящий маяк.
– Из всех трех ты выбрала его?
– Ну да. Теперь ты мне скажешь, что лежит в чемоданчике?
– Нет. Иди за мной.
В сотне метров от маяка Брант Пойнт поднимались три холмика, густо поросшие гибискусом. За дальним холмиком обнаружился домишко из беленого песчаника, уже много десятилетий храбро выдерживавший напор приливов и ветров. Джош решительно направился к нему.
– Если честно, я до сих пор не понимаю, что ты задумал, – призналась Хоуп со вздохом.
– Сядь вот здесь, – приказал ей Джош, указывая на уютное местечко, поросшее мягкой травой.
– Что внутри? – снова спросила Хоуп.
– Кое-какие купленные нами вместе безделушки и написанное мною письмо.
– Тебе понадобилось завести меня сюда, чтобы отдать его мне?
– Сейчас ты его читать не будешь.
– Ты уверен, что все в порядке?
– Нет, но мы стараемся изо всех сил, правда?
– Что ты от меня скрываешь?
– Знаю, велика вероятность, что ты сочтешь меня психом. Хочется верить, что ты любишь меня именно за то, что я немножко псих.
– И за это тоже.
– Ты подарила мне столько любви, что смогла кое-что из меня вылепить. На собраниях анонимных разочарованных я скажу, что меня спасла невероятная женщина. Мы были счастливы, а это влечет некие обязанности по отношению к счастью. Компьютер Центра научил меня одной вещи. Каким бы ни было заданное уравнение, быть вдвоем – значит аннулировать вычитание и сложение. Чем меньше останется от одного или от другого, тем больше останется от нас двоих. Ты первой сказала, что Барту не взять верх над твоим разумом. Я с удовольствием швырнул бы его в море, в каком-то смысле я плавал в нем до тебя. Я играл в колдуна и несказанно этому рад.
– Ни слова не понимаю из того, что ты говоришь, милый Джош.
– Все просто. Мы отправимся завоевывать время, необходимое, чтобы найти способ тебя исцелить. В лабораториях всего мира безымянные ученые бьются над тем, как положить конец владычеству Барта и его братии. В один прекрасный день у них получится, как уже получилось придушить оспу, полиомиелит и чуму. Жизнь и смерть – всегда лишь вопрос времени.
И Джош поведал Хоуп о своих экспериментах. Он рассказал о своем необыкновенном шлеме, объяснил подробности проекта «Нейролинк». Хватит несколько месяцев, чтобы записать содержимое ее памяти. Эти месяцы у них есть. Сознание Хоуп сохранится в сервере Центра, а для того, чтобы она когда-нибудь возродилась, нужна криогенизация ее тела.
В будущем – по его представлениям, не таком уж далеком – прогресс науки позволит воскресить ее и соединить тело и сознание. Поскольку смерть – вопрос времени, нет причин не относиться так же и к жизни.
Хоуп задумалась о перспективе превратиться в Спящую красавицу, лежащую в гробу из азота. Он показался ей слишком фантастичным, однако в нем явно было куда больше поэзии, чем в упокоении на кладбище.
– А ты, милый Джош, будешь тем временем жить и стариться?
– Нет, я буду ждать тебя.
– Так что там с чемоданчиком?
– Мы спрячем наши любимые вещи, чтобы ты их потом нашла.
Джош достал из кармана нож и опустился на колени. Сняв верхний слой почвы, он отложил нож и стал рыть землю голыми руками. Получилась довольно глубокая яма, в которой можно было спрятать их воскресные сокровища. Джош опустил в нее чемоданчик, и они с Хоуп стали забрасывать его землей.
Их отчаянные старания завалить эту бездну печали стали пьесой, исполненной в четыре руки в сопровождении рокота моря.
Джош высмотрел неподалеку большой белый камень, с трудом его приподнял и принес, чтобы поставить на то место, где была яма. Им опять понадобился нож: они нацарапали им на камне свои имена.
– Что, если я действительно однажды вернусь, а тебя не найду?
– Найдешь, я уверен, если не меня самого, то воспоминание обо мне в чужом взгляде, в чужом сердце, в чужой молодости, и станешь любить этого человека изо всех сил, которые дам тебе я. Настанет твой черед даровать мне миг вечности. Ты скажешь ему, что мы были первыми безумцами, одурачившими смерть, и будешь радоваться нашей изобретательности. Ты расскажешь ему обо мне в первый и в последний раз, потому что должна будешь освободить место для него.
– Ты понимаешь, что говоришь? Твоя история, милый Джош, – это опрокинутый горизонт.
– Может быть, но, поверь, так гораздо красивее.
Хоуп пообещала обдумать его замысел, даже не веря в него. Но умоляющий взгляд Джоша дарил надежду. Мысль, что он еще сильнее не в своем уме, чем она предполагала, ее не отталкивала, но для нее невыносимо было думать, что он потеряет достоинство.
– Вернемся домой, – сказала она, – мне хочется убраться подальше от этой пляжной могилы. Надеюсь, в чемоданчике не было деревянного самолетика, который я тебе подарила: он обошелся мне в целое состояние и я к нему неровно дышу.
