Следовало признать, что во всех своих бедах виноват я сам. Беспечность, которая обычно мне несвойственна, сыграла со мной дурную шутку. Я не придал значения пропаже футляра с «Якорем» в ту ночь. Мы с Билли занимались другими делами, а потом случилась горячая встреча с контаги и последовавшая за применением ингениума эйфория.
Даже в голову не пришло, тупому кретину, что люди, убившие консьержа и рывшиеся у меня в кабинете, вполне способны подбросить футляр в тот же Грейвплейс с сопроводительной запиской.
Проблемы остались в Хервингемме, но внезапно обнаружились в моем вещмешке. Выводы напрашивались простые и самые примитивные: тот, кто украл футляр, путешествовал вместе со мной на одном дирижабле. Или же нанял кого-то из персонала, обладавшего ключами и способного открыть каюту первого класса.
Этот некто очень не хотел, чтобы я чувствовал себя свободно в Риерте.
Первым увели Вилки. Надо сказать, им пришлось постараться, чтобы оторвать его от решетки. Парень категорически не желал отправляться на Суд Второй Инстанции
[44] и вопил, чтобы его оставили в покое. Одному из надсмотрщиков пришлось применить дубинку, чтобы заставить Вилки разжать пальцы. А потом еще хорошенько добавить ему по голове, чтобы не дергался.
Мне показалось, что они перестарались, и старина Вилки, когда очнется, в лучшем случае получит зверскую головную боль. Примерно такую, как сейчас у меня.
Он не вернулся, и Плакса сообщил всем и так понятную вещь – скорее всего, добрый малый Вилки уже давно нырнул и пересчитывает рыбешек или же едет в Прыщи на сожжение в крематорий. Приговоры в Риерте вещь быстрая – новый правитель не видит нужды тратить цинтуры на содержание убийц его служащих. Поэтому часты случаи, когда между ударом молотка судьи и привязыванием камня к ногам приговоренного проходит от силы полчаса.
Лично я от этих новостей в уныние не впадал. Что меня точно бы опечалило, так это третий укол «Якоря». Тюремщики нервничали, поглядывая на меня, а я нервничал оттого, что нервничают они. Замкнутый круг какой-то.
– Когда ублюдка заберут к чертям собачьим? – спросил один из них, в то время как его товарищ проверял камеры, словно мы могли из них куда-то деться. – Ведь еще в первый день обещали перевезти в Инги-Вин. Таким, как он, не место в Гнезде. Мы же…
– Заткнись, – беззлобно бросил его напарник, задумчиво постукивая дубинкой по решеткам. – Все заняты ловлей террористов. Знаешь ведь – после того как они попытались взорвать причал рядом с Министерством вод, думают только об этом.
– Сам заткнись, – равнодушно ответил тот. – Считаешь, «единороги»
[45] будут рады, что заключенные слышат новости?
Вопрос был резонный, и больше эта тема не поднималась.
К вечеру по лестнице загрохотали шаги, распахнулась стальная дверь, и в коридоре между камерами стало тесно от количества людей. Шесть солдат в алой форме гвардии, все с оружием, три надзирателя и два господина в костюмах-тройках. Один из них, здоровенный молодец с пшеничными усами и густой шапкой волос, сказал тюремщикам:
– Закуйте его.
По тому, как он распоряжался, я стал подозревать, что это кто-то из тайной полиции Мергена.
Они поспешно отомкнули камеру Кражовски, застегнули на его руках тяжелые кандалы.
– Пошевеливайся.
– Куда меня? – Я впервые слышал голос бунтовщика, он оказался каким-то слабым и совершенно невзрачным.
Ему не ответили и под присмотром гвардейцев повели прочь. Человек с пшеничными усами бросил на меня заинтересованный взгляд:
– Вы Шелби?
– Я. И мне очень интересно, как долго вы будете меня мариновать в этом каменном мешке?
– Господин Шелби. Вы обвиняетесь в использовании ингениума, возможной причастности к бунтовщикам и в преступлениях против народа Риерты. И сидеть вы здесь будете, пока не придет ваше время. Я обязательно узнаю, кто вы, а точнее, что вы такое. Но пока просто не до вас.
С этими словами он ушел следом за остальными, и, когда их шаги стихли, Плакса начал шептать, что что-то происходит и это не к добру.
Как оказалось, старина Плакса был самым настоящим пророком. Не прошло и часа после того, как забрали Кражовски, а уже знакомые мне тюремщики, а вместе с ними немолодой солдат с нашивками старшего сержанта вернулись в нашу скромную обитель.
– Фред, – сказал он, – обвинения сняты. Тебя выпускают.
– Слава Господу!
Фреда вывели в коридор, даже не надевая наручников, он сиял от счастья. Когда работяга сделал несколько шагов по направлению к выходу, сержант извлек из кобуры револьвер и выстрелил человеку в затылок.
Плакса завыл, как проклятое привидение.
Хладнокровный сержант развернулся в мою сторону, поднимая руку, но на ней повис тюремщик.
– Нет! Не он! Этого сказали не трогать!
Солдат, глядя мне в глаза, усмехнулся:
– Гляди-ка, не дернулся даже. Ладно. Выволакивайте второго.
Судя по звукам, Плакса не собирался позволить им это сделать. Убили его в камере. Дважды хлопнуло, и мой последний друг замолчал.
Тюремщик недовольно напомнил:
– Мы им приговор суда не зачитали!
Сержант заржал, убрал револьвер, взял Фреда за ноги, предоставляя приятелю тащить мертвеца за руки. Они вынесли один труп, а затем втроем (старина Плакса оказался здоровым бородатым детиной) второй.
На полу осталось полно крови, но никто из них не спешил ее вытирать. Прежде чем я успел хорошенько обдумать случившееся, вновь раздались шаги.
Женщина встала напротив решетки, и с минуту мы изучали друг друга.
– Так я и думал, что вы успели уйти с «Мандрагоры».
Искирка мило улыбнулась:
– Куда больше удивилась я, когда узнала, что и вы тоже смогли покинуть трюм. Контаги вы оказались не по зубам.
– Он был не слишком голоден.
Темные глаза следили за моим лицом.
– Вы настоящий кладезь сюрпризов, мистер Шелби. Казалось бы – всего лишь обычный человек. О вашем прошлом не так уж много сведений. Из простого сословия, отправились на фронт добровольцем. До этого полиция вами не интересовалась, а значит, нет никаких документов. Мои люди нашли лишь стандартный перечень бумаг в Министерстве обороны. Старший сержант. На второй год вы в Четвертой бронированной механизированной бригаде. Первый батальон. Вы прошли войну с доблестью. «Риертская звезда», медаль «За добровольную службу», Воинская медаль, желтая нашивка за легкое ранение. Приняли командование над разношерстным отрядом, когда ваш офицер был убит в Компьерском лесу. Точка триста тридцать три Адского коридора. Ваша консервная банка, даже потеряв ход, стояла насмерть.
