Боязнь отца
Сколько Лори себя помнила, ее отец был вспыльчивым человеком. Даже когда дети его вырастали, каждый из них знал, что может отведать его несдержанных кулаков в самый неподходящий момент. Каждый постоянно находился в полной боевой готовности, ожидая очередной вспышки отцовского гнева. Конечно же, Лори тогда еще не понимала, что ее болезнь на самом деле была напрямую связана с поведением отца.
Новорожденные проводят большую часть своих дней в состоянии мозгового дельта-ритма. За первые 12 лет у детей постепенно появляется тэта-ритм, а затем альфа-ритм, прежде чем прийти к состоянию бета-ритма, в котором они и проведут большую часть зрелости. Как говорилось выше, мозговые волны тэта и альфа связаны с особыми восприимчивыми состояниями. У маленьких детей еще нет аналитического ума, чтобы разобраться в том, что с ними происходит, и отсеять ненужную информацию, поэтому все данные, которые они получают из своих переживаний, напрямую шифруются в их подсознании. Благодаря повышенной внушаемости в тот момент, когда они чувствуют эмоциональное изменение под влиянием какого-либо опыта, они обращают внимание на того, кто именно вызвал это переживание, и таким образом вырабатывают у себя условный рефлекс. У них формируются ассоциативные воспоминания, связывающие того, кто вызвал переживание, с самой эмоцией этого переживания. Если это один из родителей, то, со временем привязавшись к нему, дети будут думать, что эмоции, которые им доставляет это переживание, – нормальные, потому что у них еще нет способности анализировать ситуацию. Именно так опыт раннего детства становится подсознательным состоянием бытия.
Те эмоционально заряженные события, которые переживала Лори, подрастая рядом с таким отцом, запечатлелись в системе ее неявной памяти, в подсознании, программируя биологию организма Лори. Ее реакция на гнев отца – она ежедневно чувствовала себя слабой, беспомощной, подавленной и испуганной, – постепенно стала частью реакций ее вегетативной нервной системы. Ее тело химически запечатлело эти эмоции, и окружающая обстановка подала генам, связанным с ее расстройством, сигнал включиться. Поскольку эта реакция была автоматической, Лори была неспособна изменить ее до тех пор, пока оставалась в плену своего эмоционального тела. Она могла только анализировать состояние своего бытия в соответствии с эмоциями прошлого, хотя ответы, которые были нужны ей, лежали вне рамок этих эмоций.
Как только Лори поставили диагноз «фиброзная остеодисплазия», ее мать немедленно объявила всей семье, что современная медицина официально признала Лори «хрупкой» – и, следовательно, та должна быть освобождена от физического насилия со стороны отца. Хотя он продолжал эмоционально и устно унижать дочь (до самой своей смерти 15 лет спустя), ее болезнь, по иронии судьбы, защитила ее от дальнейших физических расправ.
Укрепление своей идентичности в болезни
Этот извращенный механизм достижения безопасности, который Лори неосознанно создала для себя, был для нее средством выживания. В результате она извлекала пользу из своей болезни и предписаний врачей. Ей уступали место в автобусе или вагоне метро в час пик; она сидела на ближайшей скамейке, пока ее друзья стояли в очереди; она легко получала столик в переполненном ресторане. Позже Лори осознала, что ее болезнь работает на нее. Она начала на всю катушку использовать свой недуг, чтобы получить все, что угодно. Она теперь была способна лучше управляться в мире, который и прежде никогда не считала безопасным. Эмоциональная выгода от манипуляции реальностью с целью получить все, чего ей хотелось, таким образом, пришлась ей по душе. Лори получила даже больше, чем ей на самом деле требовалось для снятия психологического напряжения, пожертвовав для этого своим здоровьем. Вскоре ее болезнь стала ее личностью.
Однако позже Лори подняла позднеподростковое восстание против этой жизни, которая, как ей казалось, была навязана ей врачами, родителями и судьбой. К следующему семестру после диагноза она вошла в упрямое состояние отрицания своей болезни. Она решила стать первым «хромым» бодибилдером и с этим твердым намерением вернулась в спорт. Закусив удила, Лори преодолевала свое беспокойство и сознательно культивировала позитивный настрой. Она даже нашла способ поднимать гантели, не перегибая свои конечности.
Она думала, что, пытаясь прорваться через боль, она улучшит свое здоровье. На самом же деле ее усилия привели к противоположным результатам, потому что большую часть времени она чувствовала себя ужасно, а ее боль все нарастала. Как случается у пациентов с полиоссальной фиброзной остеодисплазией, Лори вдобавок заработала сколиоз и ежедневно мучилась от резкой боли в позвоночнике. К тому времени, как ей перевалило за двадцать, у нее начал развиваться артрит позвоночника, и не только.
Окончив колледж, Лори стала вести малоподвижный образ жизни, хотя ездила из нового дома на новую работу и обратно. Ее страх, беспокойство и депрессия никуда не делись. Она завидовала большинству своих сверстников, жалела об утраченных дружеских связях и романтических отношениях, потому что жила теперь почти как ее постаревшие родители, а не как молодая девушка.
Когда Лори было уже под тридцать, она не расставалась с тростью. К тому времени она пережила 12 серьезных переломов и множество опасных микропереломов. Ее кости были такими слабыми, что от напряжения под микроскопическими трещинами появлялись переломы большего размера и соединялись с другими областями ослабшей кости, образуя еще более серьезные переломы.
К тридцати годам у Лори было больше проблем со спиной, чем у ее 72-летнего отца. По существу, она преждевременно постарела. Она целыми днями не вставала с постели и пропускала так много рабочих недель, что ее несколько раз вынуждали увольняться. Она отложила получение дальнейшего образования, потому что в школе, куда ее приняли, не было исправного лифта. Ей приходилось отказываться от выходов в свет, посещения музеев, шопинга, путешествий, концертов и всех остальных дел, требующих длительной ходьбы или стояния. Она попала в замкнутый круг мыслей и чувств, о котором я рассказывал выше. На ее представление о том, что она ограничена и хрупкая внутри, ее тело отзывалось проявлением ограниченности и хрупкости снаружи. И чем больше она чувствовала себя уязвимой и слабой, тем более слабой и уязвимой она становилась, – продолжая получать все новые переломы, которые только укрепляли ее веру в собственную хрупкость и еще больше повторно подтверждали ее личность и состояние ее бытия.
Лори отрегулировала свою диету и принимала разнообразные витамины и биодобавки в дополнение к укрепляющим кости препаратам, но ничего не помогало остановить переломы. Ей достаточно было подняться на один лестничный пролет или просто ступить вниз с поребрика, чтобы заработать новый перелом кости. Это было похоже на ожидание очередного кошмара в триллере.
По иронии судьбы, когда Лори не пользовалась костылями или не хромала, она выглядела совершенно здоровой. Большинство людей полагали, что ее трость была неким экстравагантным аксессуаром, и многие не верили, что у Лори действительно была подрывающая силы болезнь, что время от времени даже препятствовало получению специального лечения, в котором она так нуждалась. Попытки убедить людей в том, что она действительно нездорова, еще больше упрочили ее идентичность больного человека, усиливали ее стремление доказать свою инвалидность и закрепляли ее веру в свое неполноценное состояние.
