Помимо многоязычия разнообразные модели воспитания детей в традиционных сообществах предлагают нам богатый выбор. Все будущие родители должны спросить себя, что кажется им самым разумным: кормление “по требованию”, насколько это практически возможно; позднее отлучение от груди; постоянный физический контакт ребенка с каким-либо взрослым; совместный сон (на жестком матрасе или поместив детскую кроватку в своей спальне; это нужно обсудить с вашим педиатром); переноска младенца в вертикальном положении и лицом вперед; привлечение к уходу за малышом других взрослых; быстрая реакция на плач; отказ от физических наказаний; предоставление ребенку свободы исследовать окружающий мир (под необходимым присмотром); организация разновозрастных игровых групп (что полезно и для младших, и для старших); помощь детям в умении занимать себя самим, не полагаясь на готовые “развивающие” игрушки и видеоигры и другие организованные заранее развлечения. Вы можете обнаружить, что индивидуальное принятие этих мер затруднительно, если ваши соседи или местное общество в целом относятся к переменам отрицательно; что если у всех соседских детей имеются видеоигры, а в вашем доме их нет, то ваши дети захотят проводить все время у приятелей. Однако все перечисленное заслуживает серьезных размышлений: независимость, безопасность, социальная зрелость детей в традиционных сообществах производят большое впечатление на всех, кто с ними знаком.
Еще одна мера, которую мы можем принять индивидуально, — это реалистическая оценка опасностей, присущих нашему образу жизни и селективное использование новогвинейского обычая конструктивной паранойи. Мои друзья-новогвинейцы считают, что не стоит спать в джунглях под сухими деревьями и что следует обратить самое пристальное внимание на кажущуюся невинной сломанную ветку на земле, хотя весьма велик шанс, что никаких неприятностей не причинят ни десятки ночевок под сухими деревьями, ни десятки веточек, оставленных без внимания. Однако мои друзья знают, что если они сотни раз проявят неосторожность, то в конце концов их везение закончится. Для нас, жителей западных стран, главные опасности в жизни — это не падающие деревья и не ветки на земле. Но это и не террористы, не ядерные реакторы, не авиакатастрофы и подобные впечатляющие, но реально маловероятные угрозы, которыми мы одержимы. Статистика несчастных случаев показывает, что большинство из нас должны прибегать к конструктивной паранойе в отношении автомобилей (водим ли их мы сами или другие) и — особенно по мере того как мы стареем — в отношении стремянок и возможности поскользнуться в душе. Для каждого из нас существуют и другие риски, связанные с нашим индивидуальным стилем жизни, о которых мы должны помнить.
Наша религия (или ее отсутствие) — еще один выбор, который мы делаем индивидуально. Многие из нас переживают трудные периоды, когда мы переоцениваем свои религиозные верования. В таких случаях следует помнить о том, что это более широкий и более сложный вопрос, чем просто принятие метафизических взглядов, которые мы считаем истинными, или отказ от тех, которые считаем ложными. Сейчас, когда я пишу эти строки, я размышляю о разных выборах, которые сделали трое моих друзей, знакомых мне много лет: одна с рождения и на протяжении всей жизни оставалась прихожанкой унитарианской церкви
[31], и церковь была центром ее жизни; второй всю жизнь исповедовал иудаизм, и его религия и его размышления об отношении к государству Израиль составляли основу его самоидентификации; третий, немец, воспитанный как добрый католик и живущий в преимущественно католическом регионе Германии, не так давно несказанно удивил меня, в возрасте 40 лет перейдя в протестантизм. Во всех трех случаях решения моих друзей сохранить или переменить свою религию зависели от роли религии, не связанной с ней как источником верований. Значение этих разных ролей увеличивалось или уменьшалось для моих друзей на протяжении жизни, так же как оно увеличивалось или уменьшалось в различные исторические периоды для различных народов. Эти роли включают поиск удовлетворительного ответа на ключевые вопросы, касающиеся физического мира; помощь в тревожных и стрессовых ситуациях; поиск смысла в смерти любимых, в перспективе собственной смерти и в других болезненных событиях; определение собственных моральных принципов; послушание власти или неподчинение ей; идентификация с группой, идеалы которой человек разделяет. Тем из нас, кто переживает период религиозных исканий, возможно, поможет в прояснении собственных мыслей тот факт, что в разных обществах религия означает разные вещи: нужно быть честным с самим собой по части того, что религия означает для вас лично.
Говоря о привлекательных особенностях традиционных сообществ, для принятия которых требуются и индивидуальные усилия, и усилия общества, можно вспомнить уже приводившийся мной пример: снижение потребления соли — цель, в отношении которой возможно как индивидуальное продвижение, так и действия со стороны правительств и производителей продовольствия, если мы хотим, чтобы содержание соли в переработанных продуктах снизилось. Подобным же образом мы лично можем уменьшить риск диабета, повысив физическую активность и прибегая к необходимой диете, однако и государство может внести свою лепту, проводя кампании по просвещению населения и регулируя продажи приводящей к ожирению еды в школьных буфетах. Что касается того, как общество (а не только родители-билингвы) может поощрять многоязычие и противостоять исчезновению языков, показательно, что некоторые правительства (например, правительство Швейцарии) прилагают большие усилия для сохранения языкового многообразия; другие правительства (например, правительство Соединенных Штатов) только недавно прекратили попытки истребить родные языки населяющих страну народностей; наконец, есть и такие, как власти Бретани во Франции, которые продолжают препятствовать распространению местного языка.
Положение престарелых также зависит от решений, принимаемых отдельными индивидами и обществом. Рост численности пожилых делает их ценными в двух отношениях: они могут облегчить существование своих работающих взрослых детей и обогатить собственную жизнь и жизнь своих внуков, обеспечив им высококлассный уход. Те из нас, кому от 30 до 60 лет, могут задуматься о том, какое качество жизни нас ждет и как к нам будут относиться наши дети, когда мы достигнем старческого возраста. Не следует забывать о том, что наши дети видят, как мы заботимся о своих престарелых родителях: когда придет наша очередь не предоставлять, а получать уход, на наших детей окажет влияние наш пример. Общество может обогатить жизнь престарелых как группы и само обогатиться, не требуя выхода на пенсию в каком-то произвольно установленном возрасте от тех, кто способен и хочет работать. В последние десятилетия политика принудительной отставки в Соединенных Штатах постепенно идет на спад, и это не приводит к тому, что неработоспособные старики цепляются за свои должности, как этого опасались; напротив, обществу удается сохранить услуги своих самых опытных членов. Однако слишком много европейских институтов все еще требуют от своих сотрудников ухода на пенсию на пике их продуктивности только потому, что те достигли произвольно установленной абсурдно низкой возрастной границы — 60-65 лет.
