Конечно, исчезновение языков — не новый феномен, возникший только 70 лет назад. Мы знаем из древних письменных свидетельств и из существующего распределения народов и языков, что этот процесс длится уже тысячелетия. Из трудов римских авторов и из сохранившихся старинных манускриптов и надписей на монетах нам известно, что латынь вытеснила кельтские языки, на которых раньше говорили во Франции и в Испании, а также этрусский, умбрийский, осканский, фалисканский и другие языки Италии. Сохранившиеся древние тексты на шумерском, урартском и хеттском дают представление об исчезнувших языках, на которых несколько тысячелетий назад говорили на территории Плодородного полумесяца. Распространение в Западной Европе индоевропейских языков, начавшееся около 9,000 лет назад, уничтожило все автохтонные языки Европы, за исключением баскского языка в Пиренеях. Можно предположить, что африканские пигмеи, охотники-собиратели Филиппин и Индонезии, древние японцы говорили на исчезнувших теперь языках, которые были вытеснены банту, языками тихоокеанских островов и современным японским соответственно. И еще гораздо больше языков, должно быть, исчезло, не оставив совсем никакого следа.
Несмотря на все эти свидетельства исчезновения языков в прошлом, современная ситуация более драматична из-за ускорения процесса. Вытеснение, происходившее на протяжении последних 10,000 лет, оставило нас с семью тысячами языков, но через одно столетие мы останемся всего с несколькими сотнями. Эта рекордная скорость исчезновения языков является следствием гомогенизации, к которой приводят распространение государственного управления по всему миру и глобализация.
Чтобы оценить перспективы большинства языков, рассмотрим, что происходит с двадцатью распространенными на Аляске языками инуитов и индейцев. Эякский язык, на котором раньше говорили несколько сотен индейцев южного побережья Аляски, к 1982 году имел всего двух носительниц, Мэри Смит Джонс и ее сестру Софи Бородкин. Их дети говорят только по-английски. Со смертью Софи в 1992 году в возрасте 80 лет и смертью Мэри в 2008-м в возрасте 92 лет мир языка эяков перестал существовать. 17 других аляскинских языков угасают, потому что ни одного ребенка ни одному из них не учат. Хотя старики все еще говорят на этих языках, они скоро разделят судьбу эякского, когда их носители — а носителей каждого насчитывается меньше тысячи — умрут. Остается всего два исходных языка Аляски, которые еще изучают дети и которые, таким образом, не обречены: это сибирский юпик (1,000 носителей) и центральный юпик, на котором говорят целых 10,000 человек.
В монографиях, подводящих итог современному статусу языков, постоянно встречаешь монотонно повторяющиеся фразы... “Тевфик Эсен, последний человек, владевший языком убик [язык из Турции с 80 согласными], умер в Стамбуле в октябре 1992 года... Столетие назад на этом языке говорили 50,000 человек в кавказских долинах к востоку от Черного моря”. “На языке купеньо [язык индейцев южной Калифорнии] говорят девять человек из популяции общим числом в 150 человек... все они старше 50 лет... язык практически исчез”. “На языке ямана [на нем раньше говорили индейцы в Чили и Аргентине] говорят три женщины в Чили, вышедшие замуж за испанцев... их дети говорят по-испански... В Аргентине язык исчез”.
Степень опасности, которой подвергаются языки, в разных частях мира разная. Наиболее угрожаемыми с лингвистической точки зрения являются аборигены Австралии, где изначально существовало около 250 языков, на каждом из которых говорило менее 5,000 человек. Сегодня половина австралийских языков исчезла, а выжившие имеют менее чем 100 носителей каждый; менее 20 языков все еще передаются детям, и к концу XXI века лишь на немногих из них будут говорить.
Почти в таком же отчаянном положении находятся исконные языки в обеих Америках. В Северной Америке из сотен языков коренного населения треть уже утрачена, на другой трети говорят только несколько стариков и только два — навахо и юпик эскимо — все еще применяются в передачах местных радиостанций — явно неблагоприятный признак в нашем мире массовых коммуникаций. Из примерно тысячи языков коренного населения Центральной и Южной Америки надежным выглядит будущее только у гуарани, который, наряду с испанским, является государственным языком Парагвая. Единственный континент, где сотни исходных языков не находятся под угрозой, — Африка: большинство выживших языков насчитывает сотни тысяч или даже миллионы носителей, и даже маленькие оседлые крестьянские популяции уверенно сохраняют свои языки.
Как исчезают языки
Как же умирают языки? Существует много способов убить человека — быстрый удар по голове, медленное удушение или просто долгое отсутствие заботы; есть и разные пути уничтожения языка. Самый прямолинейный — просто убить всех (или почти всех) его носителей. Именно так белые калифорнийцы расправились с языком последнего “дикого” индейца Соединенных Штатов, человека по имени Иши, который принадлежал к состоявшему примерно из 400 человек племени яхи, жившему около Маунт-Лассен. В нескольких побоищах в 1853-1870 годах, во времена, когда калифорнийская золотая лихорадка привлекла в Калифорнию толпы белых поселенцев, они перебили большинство яхи; уцелела только семья Иши, потом остался один Иши, скрывавшийся вплоть до 1911 года.
Британские колонисты уничтожили в начале XIX века все тасманийские языки, истребив или изловив, как животных, большинство тасманийцев: за каждого взрослого полагалась премия в пять фунтов и в два фунта — за каждого ребенка. Менее жестокие методы все же приводят к сходным результатам. Например, на Великих равнинах США некогда жили тысячи индейцев племени мандан, но в 1992 году число тех, кто бегло говорил на их языке, снизилось до девяти стариков (основная причина гибели этого народа — эпидемии холеры и оспы в 1750-1837 годах).
Следующий способ уничтожить язык — не убивать его носителей, а запретить им говорить на своем языке и наказывать если они нарушат запрет. Если вы захотите узнать, почему большинство языков североамериканских индейцев сегодня вымерли или вымирают, вспомните о политике, которую до недавнего времени проводило в отношении этих языков правительство Соединенных Штатов. На протяжении нескольких столетий мы настаивали на том, что индейцев можно “цивилизовать” и обучить английскому языку, лишь забирая их детей из “варварской” атмосферы родительского дома и отправляя в школы-интернаты, где говорили только по-английски и где их родные языки были строго запрещены; за их употребление наказывали физически и унижали. Эту политику Дж.Д. К. Аткинс, комиссар по делам индейцев в 1885-1888 годах, оправдывал следующим образом:
Обучение индейцев просторечию [т.е. их родному языку] не только бесполезно для них, но и мешает их образованию и цивилизации и не будет разрешено ни в одной школе, контролируемой правительством. Этот [английский] язык, который достаточно хорош для белых и черных, должен быть достаточно хорош и для краснокожих. Считается также, что обучение молодых индейцев их собственному варварскому диалекту — явный вред для них. Чтобы сделать первый шаг к цивилизации, нужно научить индейцев пониманию того, что сохранение их варварских обычаев глупо и вредоносно, что им нужно выучить английский.
