– Еще кое-что не идет у меня из головы, хотя, возможно, это не имеет отношения к Вере.
В спальне на столик Рита выложила содержимое коробки из-под обуви – разного рода записочки, счета, визитки магазинов. Судя по всему, Вера планировала заняться ремонтом квартиры, и ее интересовали цены на обои – она записала размер комнат и количество рулонов; цены на краны и ванны, занавески (опять же, метраж) и много другой информации, которая могла бы пригодиться во время ремонта.
– Ремонт она так и не сделала, да и Концевичу было не до ремонта… Вот, подожди…
Она отложила в сторону небольшой листок, истрепанный, старый, видно было, что его часто брали в руки, возможно, носили в сумке или кошельке.
– «Светлана Агренич. Тел. 24-76-99».
Марк взглянул на листок.
– Какая-нибудь знакомая. Может, портниха.
– Я тоже так думала, но когда просмотрела вещи Веры, те, которые Концевич по каким-то причинам не раздал, поняла, что Вера пользовалась готовой одеждой. Если бы она шила у портнихи, то среди ее бумаг мы обязательно нашли бы зарисовки модели, записки с указанным количеством ткани, поверь мне. Когда женщина имеет свою портниху, то она находится в постоянном поиске, ее интересуют новые фасоны. Предположим, она увидела на ком-то понравившуюся вещь, пришла домой и зарисовала…
– Рита, как-то неубедительно все это звучит, – Марк зевнул.
– Просто ты – не женщина. Марк, выясни, кому принадлежит этот телефон и кто такая Агренич.
– А ты позвони да спроси…
Рита набрала номер. Послышались длинные гудки.
– Видишь, бумага пожелтела… Этот номер, вероятно, уже не существует. Вспомни, как часто нам меняли номера.
– Хорошо, я постараюсь выяснить для тебя, кто такая Агренич. Возьми этот листок. Ну что, теперь все? Рита, я спать хочу…
– Вот, смотри… еще кое-что и очень странное. Список продуктов. Когда я иду на рынок или по магазинам, то пишу список.
– Это я знаю, у меня полные карманы этих записочек.
– А теперь обрати внимание, откуда я вынула эту записку. Видишь, старый журнал «Пари Матч». Сложенный вдвое. А в нем – записка. Причем она вложена давно, потому что та часть, которая оставалась снаружи, истрепалась и потемнела. То есть этот журнал давно никто не открывал. Думаю, Вера какое-то время держала его, поскольку он красивый, яркий, французский, где-нибудь на телефонном столике, и использовала вместо телефонной книги. Видишь, как много самых разных номеров?
– Так тебя интересуют все эти номера? Рита… – застонал Марк. – Все это – ерунда, и ты ничего нового не узнаешь.
– Я про закладку. Ты не понимаешь Марк, что там написано.
«Малыш
Кефир
Бона
Симилак
Фрутолино
Тутейли, 200 мл»
– Что-то детское, кажется. И что?
– А то, что Вера никогда не рожала, насколько я понимаю. Откуда у нее такая закладка? А почерк, между прочим, ее! Я и невооруженным глазом вижу.
– Может, она для кого-то покупала?
– Для кого?
– Для Светланы Агренич. Рита, все, пойдем.
– Марк. Теперь посмотри на дату, когда вышел этот журнал… Декабрь 1988 года. А что необычного, запоминающегося произошло в декабре 1988 года?
– Рита, откуда же я знаю?
– Эх, ты, Марк! Седьмого декабря 1988 года в Спитаке, это Армения, произошло мощное землетрясение, помнишь?
– Господи, Рита, ну куда тебя занесло?! Да мало ли чего происходит в мире? И почему ты считаешь, что это может иметь отношение к смерти Веры?
– Это детское питание. Вера не должна была покупать его, в 1988 году ей было сколько?
– Она родилась – в семьдесят четвертом, значит, – в восемьдесят восьмом ей было четырнадцать.
– Вот именно. Но она, будучи девочкой, могла помогать кому-то, у кого был маленький ребенок. Возможно, это были беженцы из Армении. А этот Веткин или его родители… Словом, мне надо подумать. Все это может быть связано с землетрясением…
– Думаю, тебя нужно уводить отсюда пошли. Собирай все обратно в коробку.
Не хватало еще, чтобы Толя догадался, что мы рылись у него в вещах.
– А вот в его-то вещах мы как раз и не рылись.
И Рита, уложив бумаги в коробку и спрятав в шкаф, бережно, как величайшую драгоценность, положила свои трофеи-записочки к себе в сумку.
– Ладно, пошли.
Уже в прихожей она обратила внимание на вешалку, где рядом с мужскими куртками и плащами висел женский, расшитый стразами джинсовый жакет. Кому он принадлежал: Вере или Ларисе? Судя по тому, что жакет сохранил запах духов, его забыла все же любовница. К тому же жакет был роскошен, ярок, изящен, и беременная Вера вряд ли в нем поместилась…
Рита сунула руку в карман и достала носовой платочек. Чистый. Вышитые мелкие ромашки и сильный запах духов. В другом кармашке она нашла записку. Пока Марк возился с замками, она пробежала ее взглядом: «В 21.00. Люблю. Твой О.». На обратной стороне было нацарапано:
«Колготки
Лак
Бритву».
– Марк, ты много знаешь мужских имен на букву «О»?
– Рита, пойдем! У меня такое чувство, будто мы с тобой грабители, влезли в чужую квартиру. Ужасно неприятно. Не понимаю я этих воров! Лучше один черный хлеб есть, чем испытывать эту мерзкую дрожь в коленях и вздрагивать от любого шороха. Ну, ты чего там застряла?
Рита повторила свой вопрос уже в машине.
Марк, немного успокоившись после посещения квартиры Концевича, торопился домой, мчался по ночным, увязшим в тумане улицам, словно их машина была единственной в этот час.
– Ау, Марк! Ты много знаешь мужских имен на букву «О»? – Рита произнесла это в третий раз, после чего услышала.
– Рита, какая ты странная, ей богу, я думаю… Одиссей. Ты записываешь?
– Да, – усмехнулась она. – Еще?
– Овидий, Октавиан… Или вот: Оглы, как тебе? Ты что, ищешь имя для нашего будущего сыночка? Уж не забеременела ли ты, случайно? – Он ущипнул ее через мягкую ткань юбки.
– Еще…
– Оганез! – весело промычал он с восточным акцентом. – Мало?
– А если серьезно?
– Олег.
Рита загрустила. И как теперь найти любовника Ларисы Боткиной, если ей известно только одно его имя?
– Марк, тебе не кажется, что гнать так быстро в тумане – это очень опасно? Не забывай, у нас дочь.
– Рита, я устал. Хочу в туалет, в ванну и спать, спать!
– Знаешь, какой записью заканчивается дневник нашего гостя, Концевича?
