Людмила неотрывно смотрела в экран, слушала репортаж, но перед ее глазами стояла Варвара. Какая нелепая история! И кого только не подозревали в убийстве самой Лиды Извольской! Однако все это в прошлом.
Люда со стуком поставила пустую уже чашку на стол, резко встала и выключила телевизор. Да, все это в прошлом. А жизнь продолжается. И кто знает, может, если бы не эти два убийства, она до сих пор была бы домработницей Андрея? Но жизнь все расставила по своим местам, и случилось чудо – она стала возлюбленной Ратманова! А еще ей дали роль!
Людмила достала сигарету, с удовольствием выкурила ее, после чего принялась готовить завтрак.
«Варваре позвоню завтра – куда она денется! А репортаж все равно будут повторять», – подумала она.
* * *
– Браво! – Рита захлопала в ладоши. – Ай да Зимин! Он выполнил свое обещание! Конечно, это было нелегко, но, думаю, Юдин не останется в долгу. Марк, ты слышишь меня? Бедная Оля, как же она настрадалась!
Марк, сидя за письменным столом, что-то писал. Рита знала, что у него какое-то новое и очень сложное дело, но воздерживалась пока от предложения своей помощи. Ей и так хватало забот и хлопот: она готовилась к выставке, которую для нее организовывал в Москве Белозеров. К тому же со дня на день она ждала приезда мамы с Фабиолой. Жизнь постепенно налаживалась. Она успокоилась, вновь обретя Марка, вернув его любовь. С Зиминым и Смирновым они время от времени перезванивались, но так, чтобы Марк не знал об этом – ей не хотелось его лишний раз травмировать, вызывать ревность.
Рита, сидя в кресле с альбомом в руках, смотрела в экран телевизора, нервно покусывая карандаш.
– Марк, ты что, не слышишь меня? Ну, отвлекись, пожалуйста. Это же дело Извольской! То самое, из-за которого мы чуть не поссорились. Марк, ау!
– Я все слышал, – не поворачивая головы, ответил ей Марк. – Но не скажу, чтобы я от всего этого в восторге. Дело замяли, сфабриковали под самоубийство, а настоящая убийца осталась на свободе…
– Марк! Я не понимаю. Разве тебе совсем не жалко было эту девушку, Олю Барсову? Для тебя важнее всего правда? Истина?
– Странно слышать это от тебя, Рита. Разве мы с тобой все то время, что живем вместе, не стараемся быть честными и искренними? И разве это – не норма?
– Послушай… Но ведь если бы она не убила Юракова, ее изнасиловали бы! Всей компанией!
– Да ерунда все это. Мало ли что кто-то говорит? Ее принугнули, а она и поверила! Взяла пистолет у своего ничего не подозревавшего крестного, застрелила Юракова, а потом, словно прячась от самой себя, выскочила замуж за этого самого Юдина. Если хочешь знать мое мнение, то она, эта твоя Оля Барсова, перешагнула через слишком много граней. Она совершила подлость по отношению к человеку, который ее любил и продолжает любить. Я имею в виду ее крестного. Предала и бросила Бутурлина. А потом убила человека. Это серьезное преступление. Ты только представь себе, как она идет по парку, сжимая в руках сумку с пистолетом, и не думает о том, что одним выстрелом она лишает человека жизни – жизни!
Он встал, подошел к ней, заглянул в ее рисунок.
– Рита, думаю, Зимин тоже совершил преступление, должностное. Но это мое личное мнение. И я останусь при нем, если можно.
– Марк, – тихо позвала она, чувствуя, что еще немного, и он снова уйдет в свои мысли, задумается. – Марк… А если бы на месте Оли была Фабиола?
Он стремительно пересек комнату, развернулся и встал перед Ритой. Глаза его потемнели, а кулаки нервно сжались.
– Рита! Что ты говоришь?!
– Ничего. Просто мне хотелось бы, чтобы ты иногда пытался встать на место тех, кому приходится страдать. У Оли тоже есть родители, и я уверена: возникни такая необходимость – и они сами взялись бы за оружие, но не позволили бы, чтобы их дочь растоптали, смешали с грязью.
– Прошу тебя, никогда не говори о Фабиоле в таком контексте! Очень тебя прошу!
Марк неожиданно встал перед ней на колени.
– Рита… Не знаю, как я жил без тебя, без Фабиолы. Вы – вся моя жизнь! И я всегда, ты слышишь, всегда буду бояться за вас. А что касается оружия… – Он взял ее руки в свои и приложил к губам. – Я купил тебе пистолет. Уже давно… ты же знаешь, у меня болезнь – я всегда боюсь за тебя. Работа у меня такая – я слишком много вижу зла, горя, насилия, крови. – Он поднялся с колен, поцеловал ее в макушку: – Ладно. Хватит о грустном! Что-то мы засиделись. Тебе не кажется, что пора перекусить? Да, забыл сказать: звонил Павел. Знаешь, кажется, у него роман с Варварой, и, по-моему, там все серьезно. Он передавал тебе пламенный привет.
Рита улыбнулась:
– Я знаю. Спасибо.
– Что у нас сегодня на ужин?
* * *
Бутурлин уснул за письменным столом. Он так много занимался, читал, просматривал книги и статьи в Интернете, что не заметил, как прошел день. После того, как его роман с Ольгой превратился в кошмар, в сплошной стыд, в первую очередь, перед самим собой, и все, кто его знал, так ничего и не поняв, отдалились от него, он решил удариться в учебу. После продолжительной и унизительной для него беседы с матерью, шокированной его признаниями и объяснениями, касающимися его жертвы по отношению к Ольге, он некоторое время чувствовал себя разбитым и усталым. Это состояние продлилось несколько дней, после чего он понял: благодаря этому тяжелому для них обоих разговору он нашел в лице матери по-настоящему близкого человека. Хотя бы с ней ему было теперь легко и спокойно. Екатерина Даниловна поначалу восприняла его откровения весьма болезненно, но потом окончательно приняла сторону сына и высказала свое мнение об Ольге, как о человеке неблагодарном, эгоистичном, а в конце и вовсе вынесла свой вердикт, что она – самая настоящая предательница и Евгению лучше бы ее забыть. Однако понимая, что Женя все еще где-то в глубине души продолжает ее любить, мать, щадя его чувства, старалась как можно меньше затрагивать эту тему.
Она приготовила ужин, позвонила своему другу (мужчине, который буквально на днях собирался стать ее мужем) чтобы пригласить его на плов, а заодно дать ему возможность сделать еще один, очередной шаг навстречу Евгению, словом чтобы два ее самых близких человека постепенно привыкали друг к другу, тем более, что в самом скором времени им предстояло жить под одной крышей, и постучала в комнату сына.
– Женечка, пойдем ужинать, сейчас Петр Савельевич придет.
Но Женя не отвечал. И тогда она поймала себя на том, что боится этой тишины за дверью. Она могла бы уже давно открыть дверь, но страх, смертельный страх сковывал ее движения, и она так и стояла перед закрытой дверью, не будучи в силах пошевелиться. Ей показалось, что до нее только что, сию минуту, когда он не отозвался на ее голос, дошел истинный смысл поступка сына и вся заключавшаяся в нем трагедия. Женя совершил подвиг, который вместо того, чтобы поднять его в глазах любимой девушки, сыграл с ним злую шутку – ее сын стал посмешищем в глазах не только Оли, но и ее крестного, за которого она, возможно, уже вышла замуж, плюс в глазах ее родителей. Они все в душе посмеялись над его поступком, стоившим ему риска, расшатанных нервов и, главное, чувства, что его так и не поняли, не оценили его жертву.
