И Русалкин остался один. Каждое утро он начинал свою новую, чистую жизнь. С чистыми мыслями, чистыми планами. Он даже мыться стал чаще, а на работе каждые полчаса мыл руки с мылом.
…Отбивные были съедены. Он допил пиво, унес поднос с грязной посудой на кухню, открыл посудомоечную машину и уложил тарелки и стаканы внутрь, сунул таблетку моющего средства в специальную капсулу, закрыл машину и включил. Пластиковые контейнеры из-под салатов выбросил вместе с остатками еды. Сварил себе кофе, достал из холодильника клин песочного торта. Вернулся с подносом в комнату и снова уселся на ковер. По телевизору шло какое-то политическое шоу. Он защелкал пультом.
Была ночь, за стеной ругались соседи (приличные на вид люди: муж, кажется, профессор, а жена – певица из оперного театра), где-то внизу плакал ребенок. И только он, Саша Русалкин, жил один, ел один, спал один, просыпался в огромной постели один и даже разговаривал сам с собой…
Когда раздался звонок, он уронил кусок торта в тарелку. К нему никто не должен был прийти! И время позднее, почти одиннадцать. Да и друзей у него, похоже, не осталось. После смерти Марины все куда-то исчезли. Перестали звонить, приглашать в гости, словно подозревали его в чем-то.
Он не дыша подошел к двери и остановился. И снова эта идиотская мысль о куске мыла (вдруг за ним пришли, сейчас скрутят руки, больно скрутят, и поведут его куда-то в неизвестность, где холодно, дурно пахнет и кругом – одни уроды, убийцы, насильники, бандиты…).
Заглянул в глазок. Ванда?! Яркая картинка, залитая электрическим светом: рыжие волосы, алые губы.
Он распахнул дверь и обомлел. Это была не Ванда. Совершенно другая женщина, но такая прелестная, что он забыл, что стоит перед ней в халате, босой, жующий торт.
– Извините, что я так поздно, но мне Олег сказал, что вы нас ждете. – Она весело заглянула ему за плечо, куда-то внутрь квартиры, и подмигнула ему. – Ну же, не стесняйтесь! Впускайте меня немедленно, а то я передумаю!
Он отстранился, не мог не пропустить эту птицу с роскошным оперением в свою холостяцкую берлогу, в обитель вдовца.
Что она может передумать? Такая красотка, ночью? Может, она – девушка по вызову и перепутала адрес? А Олег – ее сутенер, телохранитель?
Он оставит ее. Уговорит остаться здесь. Объяснит, что это судьба. Он проведет с ней время, забудется, расслабится. И черт с ней, с этой чистой жизнью! Он – мужчина, к тому же женщина ему нужна для здоровья, в гигиенических, так сказать, целях.
Между тем медноволосая девушка прошла в комнату и уставилась в окно.
– Вот черт, а я думала, что оно выходит во двор. Перепутала я, что ли? Но в целом мне здесь нравится.
Она вдруг повернулась к нему и как-то жеманно, играя и рисуясь, сморщила носик:
– Ну что же вы?! Даже и кофе не предложите? Понимаю, что уже поздно, но Олег сказал, что вы будете ждать нас, что вы спешите, уезжаете. Кстати, вы куда уезжаете? В Израиль или Германию?
Он не хотел ничего выяснять, потому что понял: она что-то перепутала, залетела сюда по ошибке, но ему так не хотелось ее отпускать!
– В Германию, – зачем-то сказал он. – Если хотите, можем поехать вместе. Знаете, я еще ни разу в своей жизни не видел такой красивой женщины, как вы! Я просто потерял голову. Меня зовут Александр.
– А меня – Тамара. Хотя какая разница, как меня зовут? Главное – это ваша квартира. Пойдемте, вы покажете мне спальню, ванную и вообще, все!
29
2007 г.
Локотков позвонил и сказал, что птичка залетела в клетку. Какой же смешной этот Локотков, смешной и ужасно молодой, увлекающийся, восторженный, эмоциональный, обидчивый. Мальчишка!
Марк из машины позвонил Рите.
– Как ты догадалась о слабительном? – Он даже забыл спросить ее о самочувствии, словно знал – то, что он ей сейчас собирается сказать, куда важнее, интереснее для нее, и она будет ему за это благодарна, обрадуется.
– Марк, неужели получилось? – услышал он ее нежный, пришептывающий голос. Радость уже проступала в ее словах, в ее дыхании.
– Да. Ты оказалась права. На чашке, осколки которой, к счастью, валялись в ведре под мойкой, обнаружили остатки слабительного. Крушина, черная бузина, фенхель. Кто-то действительно хотел, чтобы Шаталов оставался дома, и приготовил ему этот чай.
– Марк, не тяни, ты же знаешь, что это она? Я угадала?
– Угадала. Чек – тому подтверждение. Она, эта твоя Лара Британ, купила травяной сбор в аптеке, расположенной в двух шагах от дома Шаталова. Локотков показал продавщицам ее фото, и они сразу узнали ее, а одна даже вспомнила, что именно покупала эта девушка. Дело в том, что эффект после этого сбора наступает только через несколько часов, Британ еще объяснила, что покупает для себя и что ей еще надо успеть доехать до дома. Такие детали почему-то запоминаются легче всего.
– Ты хочешь сказать, что Британ приблизительно рассчитала, когда именно должно прихватить Шаталова? То есть получается – она знала, когда будут стрелять в Тамару? Вот это да! Ай да тихоня! Что-нибудь еще, Марк? Ты узнал, где она собирается взять деньги, чтобы купить у меня «пионы»?
– Рита, Локотков позвонил и сказал, что она вошла в подъезд дома, где живет, точнее, жила ее лучшая подруга Тамара Карибова. Ее рабочий день в ресторане закончился, она вышла и пешком отправилась по бульвару в сторону оперного театра. Локотков проследил ее до самого дома.
– Марк, ну почему ты не взял меня с собой?
– Рита, успокойся. Ты и так много сделала для меня.
– Не только я, мы действовали вместе с Мирой, не забывай! Но, Марк, неужели эта девочка с большими умными глазами способна на убийство?
– Не забывай – у нее есть жених. Все, Рита, я подъезжаю. Главное – не спугнуть ее, подождем немного, надо взять ее, что называется, с поличным. Я уверен: она знает, где находятся деньги Русалкина. Или камни.
Марк отключил телефон, остановился за углом дома, вышел, увидел Локоткова, стоявшего в тени большого тополя и постоянно оглядывавшегося по сторонам. Увидев приближающегося к нему Марка, он словно успокоился и даже выплюнул недокуренную сигарету.
– Локотков, отчего ты такой нервный? Стоишь, вертишь головой, да на тебя посмотришь и сразу поймешь – мент! Или наоборот – преступник. Весь дерганый какой-то.
– Ну что, идем? Птичка залетела. – Локотков разве что ладони не потирал от удовольствия. – Думала, что мы такие идиоты и не догадаемся, что это она? Вот ведь люди?! Конечно, у нее мощный мотив, но она рассуждала-то как? Ее не станут подозревать уже хотя бы потому, что слишком явный мотив: невозможно представить, что она, зная о том, что завещание составлено в ее пользу, станет действовать так грубо и стрелять в подругу прямо на рабочем месте. Уж слишком это дерзко, опасно, нахально, я бы даже сказал.
– Лева, не торопи события. Она могла пойти туда вовсе не для того, чтобы взять деньги Русалкина, теперь уже – деньги Карибовой, а, скажем, для того, чтобы просто полить цветы.
