Натерпелись – под оккупантами китайцам дозволялось быть рикшами, чистильщиками обуви, мусорщиками, а если вдруг японским переселенцам захотелось бы земли местных крестьян, тех попросту расстреливали. Десятками тысяч. Или поступали «гуманно» – сгоняли в отряды трудовой повинности…
…Еще немного, еще чуть-чуть, и наши ворвались в Мулин. Проутюжили на окраине противотанковую батарею, подорвали доты, вышли на берег Мулинхэ и захватили целым и невредимым семидесятиметровый деревянный мост.
Вражеские эскадрильи постоянно поднимались с харбинского, мукденского, чаньчуньского аэродромов, но бойцы 1-й Краснознаменной видели их над собой очень редко, да и то больше в виде дымных, врезавшихся в леса факелов.
Когда советские войска вышли к Муданьцзяну, маршал Василевский спросил у Жилина, не потреплет ли наши колонны в тайге японская авиация. «Не беспокойтесь, – ответил Иван. – Будет у вас и воздушный щит – 32-я истребительная авиадивизия плюс 11-я смешанная, будет и меч – 251-я ШАД».
6 июля на рассвете красноармейцы с ходу захватили станцию Хуалинь, откуда до Муданьцзяна оставалось каких-то десять километров, а до хуалиньских мостов, по которым железная и грунтовая дороги перебирались на западный берег реки, и того меньше – километра два от силы.
Стояла жара. Дорога, песчаные речные откосы, улочки прибрежной деревушки были тихи и безлюдны. Танки устремились к мостам, и тут оба моста вздыбились, прогрохотали взрывы, и железные фермы рухнули в реку Мудань.
С высот ударила японская артиллерия, застрочили десятки пулеметов, из придорожных кюветов, из замаскированных «лисьих нор» выбирались солдаты в зеленоватых френчах и, сгибаясь под тяжестью двухпудовых зарядов взрывчатки, притороченных к спине и груди, побежали к советским танкам.
Десантники били по ним в упор, строчили из старых ППС
[13] и новеньких АК-45, бросали гранаты. Смертников косили очереди танковых пулеметов.
Мгновенно долина покрылась сотнями трупов, но изо всех щелей, из-за бугров появлялись все новые фанатики и кидались под танки.
Пару поврежденных «Т-54» облепили вражеские офицеры и солдаты, стали стрелять в броневые щели. Десант отвечал пальбой, ножами и рукопашкой, пока смертников не перебили.
Показался эшелон, следовавший с разъезда Сядун, и «ИС-3» ударили по нему в упор – состав запылал от паровоза до хвостового вагона, где с громом и треском рвались боеприпасы.
Противник окружил станцию, и танки заняли круговую оборону. Смертники, как змеи, со всех сторон ползли к танкам, гранаты рвались без перерыва.
Появился очередной эшелон, на платформах стояли тяжелые орудия, трактора, из вагонов пачками сыпались пехотинцы. Танки ударили прямой наводкой – котел паровоза взорвался, вагоны с платформами налезали друг на друга и валились под откос.
Бой решил налет штурмовиков, вызванных по радио. «Илы» перепахали и железнодорожные пути, и позиции артбатарей. После чего подошли «катюши» 54-го гвардейского минометного полка, и завершили разгром противника.
В тот же день советские войска выдвинулись к Муданьцзяну и пошли на приступ.
Мулинскую дорогу контролировал огонь муданьцзянской окраины – Восточного военного городка с десятком многоамбразурных блокгаузов. У въезда на мосты стояло еще шесть блокгаузов, а весь предмостный плацдарм прикрывался противотанковым рвом в пару километров длиной. Толстые кирпичные стены с бойницами огораживали и сам городок, и входы-выходы из домов. Крепость!
Речная вода буквально кипела фонтанчиками от очередей японских пулеметов, в бойницах множества дотов трепетал губительный огонь, крики «банзай» неслись отовсюду.
Но нет такой фортеции, какую не взял бы русский солдат.
Штурм начался с бомбардировки – девятки «Ту-2» накатывались волнами, дробя фугасками камень и бетон, терзая живую плоть кассетным боеприпасом. Штурмовики «Ил-10М» под прикрытием реактивных «мигарей» доделывали начатое. Железом и кровью Муданьцзян был взят.
* * *
«Студебекеры» с кунгами штаба ВВС фронта, заляпанные грязью по самые крыши, въехали на улицы Муданьцзяна ближе к вечеру. Позади остались расквашенные бревенчатые гати и перевалы близ Коуцзыхэ, где дорога жалась к скале, а из-под колес летели камни – в пропасть.
Въезжал Жилин с запада, с рабочих окраин. Здесь, вокруг рельсовых путей и веток к громадным пакгаузам, ютилась в глиняных хибарках китайская беднота. Базар с сотнями дощатых ларьков, харчевен с толстыми цветными кистями над входом, с китайским театром под полотняным тентом, с тайными опиекурильнями отделял этот район города от центра.
В центре все богато и чинно – гладкие серые дома в стиле модерн, с огромными окнами и аляповатыми вывесками в иероглифах. Тут размещались японские банки и штабы, а также мутные учреждения с туманными названиями вроде «Общества взаимных услуг» или «Союза процветающих юношей», где сидели улыбчивые господа и куда легко было войти, но трудно выйти.
А по соседству, в узких переулках с глухими стенами, стояли, прислонившись к маленьким дверям, накрашенные мужчинки и блеклые дамочки. «Китайский опиум и японские гейши помогут вам завоевать мир!»
Усмехнувшись, Иван огляделся и попросил водителя подъехать к зданию японской военной миссии, серому приземистому сооружению – «в прошлой жизни» он бывал именно здесь.
Официальный статус миссии – представлять Японию при «великом императоре Маньчжоу-го Генри Пу И», а по правде – управлять этой слабовольной марионеткой и его надутыми чиновниками.
Череда «студеров» прижалась к обочине, пара БТР охраны проехала чуть далее, БМП остановилась на перекрестке, и ее башенка с 37-миллиметровой пушкой развернулась, грозя вероятному противнику.
А противник был – далеко не всех японцев удалось уничтожить или взять в плен. Группками и шайками офицеры и рядовые доблестной императорской армии передвигались по Муданьцзяну, прятались, устраивали засады, стреляли из-за угла.
Правда, скрыться в городе было непросто – китайцы горели желанием выдать вчерашних своих угнетателей, так что вражеское поголовье сокращалось.
– Разгружаемся! Бубликов!
– Здесь!
– Дуй на самый верх, там должна быть радиостанция. Видишь, где антенна над крышей торчит?
– Так точно!
– Э, э! Не беги так быстро. Сейчас саперы все проверят…
Жилина уже поджидали – два офицера в странной форме, имевшей отношение и к японской, и к белогвардейской, приблизились и четко козырнули. Старший из них представился:
– Полковник Смирнов, честь имею! Японцы, на свою голову, выдвинули меня в командиры Сунгарийского отряда – российского воинского отряда. Ну, мы их и погоняли по горам, по долам… Нас еще называют асановцами – по имени японского полковника Асано, сколотившего первый РВО. Правда, Асано не учел русскую натуру…
