Элоиза сбросила его:
– Что здесь происходит?!
– Единственный способ получить локулус, – ответила амазонка, – это сразиться с нами.
Глава 23
Элоиза, Марко и Чингис
– Ты мой брат! – кричала Элоиза. – Ты не можешь им позволить так со мной поступить!
Она кружила по маленькой гладиаторской комнате с каменными стенами, примыкающей к стадиону. Снаружи амазонки выстраивались вдоль стен, весело переговариваясь и передавая друг другу корзины с едой.
– Джек придумает, как отсюда выбраться! – пообещал Касс.
– Я? – удивился я.
Элоиза сердито на меня посмотрела. Казалось, она сейчас зарыдает.
– Я придумаю, – торопливо сказал я.
Еще никогда в жизни мой голос не звучал настолько неубедительно. Кожаный шлем Элоизы сползал ей на уши, а шелковая ткань, которую Максимо подложила внутрь, свисала у нее вдоль затылка наподобие хвоста. При каждом повороте сандалии сваливались с ее ног, а туника постоянно соскальзывала вниз, хотя она и приколола ее к ремню своего колчана.
– Посмотрите на этих психованных! – возмущалась Элоиза. – Посмотрите, что они едят! Они отвратительны!
Я выглянул наружу. Амазонки передавали друг другу корзины с жареными головами животных и неощипанными птичьими крыльями. Они ковырялись в зубах хвостами броненосцев и соревновались, кто дальше плюнет их глазами.
– Ну… они придерживаются отличной от нашей диеты, – пробормотал я.
– Это бошки, задницы и кишки! – отрезала Элоиза. Она сорвала с головы шлем и швырнула его на пол. – С меня хватит. Я этого делать не собираюсь.
Шлем откатился к Марко, и тот его подобрал.
– Слушайте, а он мне как раз, – сказал он, надевая его себе на голову.
– Вот ты и иди! – огрызнулась Элоиза.
Я обвел взглядом толпу зрителей. Они держались стен, то есть стояли далеко от центра стадиона, где амазонки в шлемах и толстых доспехах бросали копья, сражались на ножах, прыгали и состязались друг с другом в беге. Во всей амуниции их было не различить.
– А ты знаешь, Элоиза, может, это не такая уж и плохая идея, – сказал я.
– Ха-ха, – протянул Марко.
– Серьезно, посмотри на них, – не сдался я. – Они все под десять футов роста. Если ты выйдешь к ним, Марко, весь замотанный с головы до ног, они ничего не заметит. Для них мы все мелюзга, даже ты.
– Но Цинтия… – начал Касс.
– У нее ужасное зрение, – сказал я. – Видел, как она на нас щурилась? Ей много сотен лет. Моему папе всего сорок, а он надевает очки, чтобы заглянуть в холодильник. И потом, посмотри, как далеко она сидит.
Мы столпились у двери. Трон Цинтии перенесли в самую дальнюю часть овального стадиона. От места, где должно было пройти сражение, ее отделяло не меньше пятидесяти ярдов.
Она встала, и весь стадион погрузился в тишину, не считая нескольких раскатистых отрыжек. В один из арочных проходов вошла четверка амазонок, несущая на плечах платформу на деревянных столбах. На платформе стояло что-то вроде скульптуры, прикрытой толстой расшитой тканью. За ними показались еще две амазонки, ритмично бьющие в барабаны из полых пней, обтянутых звериной кожей.
Они пересекли стадион и опустили платформу перед троном. Цинтия медленно спустилась по лестнице и одним резким движением сдернула ткань.
На золотом основании, инкрустированном красными драгоценными камнями, покоилась жемчужного цвета сфера. Она засверкала в огнях купола, и амазонки восторженно заахали и заохали.
– Воины, ученые, женщины мысли и отваги! – мощный и твердый голос Цинтии разнесся по стадиону. – С превеликим счастьем и тяжелым сердцем я сообщаю вам, что Совет Старейшин принял решение, что сегодня наступил день, которого все мы так долго – невообразимо долго! – ждали!
Торквин впился в локулус жадным взглядом:
– Так близко…
Марко сделал глубокий вдох:
– Давайте мне эту амазонскую форму. И быстро. Пока я не передумал.
* * *
– Ай! Ай! Ай! – морщился Марко, пока Элоиза выщипывала у него на ногах волосы. – К чему вообще эти щипчики?
– Моя приемная мама так делала, – ответила Элоиза.
– Я не твоя приемная мама! – взвыл Марко. – Леди-босс все равно не разглядит мою растительность. И потом, ты ноги Максимо видела?
Брат Димитриос вбежал в комнату, держа в руках большой кожаный мешок, который он едва не уронил при виде Марко.
– Клянусь копьем Массарима – что здесь происходит?!
– Где вы были? – спросил Марко.
– Наш дорогой друг Герострат дал мне кое-какое дополнительное оружие, – пояснил брал Димитриос. – Но я полагал…
– Сегодня роль Элоизы сыграет Марко Рамсей, – заявил Марко.
Снаружи из еще одного прохода выскочил Герострат и принялся исполнять что-то вроде клоунады, поджигая пятифутовую деревянную копию храма Артемиды. Даже в уменьшенной версии он выглядел впечатляюще – с бесчисленными рядами колонн снаружи и внутри. А когда храм вспыхнул, Герострат попытался потушить его с помощью маленького ведерка с водой. Одновременно с этим из проходов со шлангами в руках выбежали амазонки.
Специально, чтобы повеселить зрителей, они быстренько погасили пламя и переключились на Герострата, который, сбиваемый мощными струями, превращался то в голубя, то в кота, то в визжащую обезьяну.
– Думаю, разогрев почти окончен, – сказал я.
Касс обматывал лодыжки Марко до самых колен завязками от сандалий.
– Все равно тебе не хватает изящества, – заметил он.
– Могу надеть пачку. – Марко поправил шлем.
Я повязал вокруг его толстой шеи разноцветный шелковый шарф. Торквин затянул тунику, чтобы плечи Марко не выглядели такими широкими.
– Не раздвигай сильно ноги, когда стоишь, – посоветовал я.
– Не топай, когда идешь, – подхватил брат Димитриос.
– Ты не можешь сделать свои руки менее мускулистыми? – спросила Элоиза.
– Не говори как пацан, – добавил Торквин.
– Улыбайся почаще, – не отставал брат Димитриос. – Ты красив, когда улыбаешься.
Марко свел ноги вместе, прижал руки к бокам, на цыпочках прошел к двери, криво улыбнулся и пискляво спросил:
– Как теперь?
– Ужасно, – припечатала Элоиза.
– Леди-и-и и леди! – закричал Герострат под приветственные крики и улюлюканье. – Сядьте и расслабьтесь, потому что настал час главного представления!
Послышалось конное ржание, и из одного из проходов в галопе вынеслась всадница-амазонка в полной боевой готовности – со шлемом, в доспехах и с копьем в руке. Конь был гнедой масти, крупный и мощный на вид. Он встал на дыбы, и толпа взревела.
