– Спасибо!
Нам не оставалось ничего, кроме как сидеть, обнявшись, пережидая пепельную бурю. Мои глаза были закрыты. Как вдруг я совсем рядом услышал какое-то движение. Осторожно приоткрыв глаза, я увидел нечто, изумившее меня даже после всего, чему мне пришлось стать свидетелем на Дьявольском Акре. Мимо небрежной походкой шел мужчина. Да, он прижимал ко рту носовой платок, но в целом, похоже, его нисколько не беспокоили взметаемые тучи черного пепла. Он без труда ориентировался в темноте, потому что из его глазниц били лучи резкого белого света.
– Добрый вечер! – воскликнул он, направляя на меня свои лучи и приподнимая шляпу.
Я попытался ответить, но мой рот тут же наполнился пеплом, после чего то же самое произошло с глазами, а когда я снова сумел их открыть, мужчина исчез.
Ветер начал стихать, а мы принялись кашлять, плеваться и тереть глаза, пока полностью не вернули себе зрение. Эмма опустила Эддисона на землю.
– Если мы не будем осторожны, эта петля убьет нас прежде тварей, – проворчал он.
Эмма вернула мне пальто, крепко обняла меня руками и стояла, положив голову мне на грудь, пока воздух окончательно не очистился. Я смотрел на нее и боролся с желанием поцеловать даже сейчас, когда она с ног до головы была покрыта сажей.
Эддисон аккуратно откашлялся.
– Простите, что я вас отвлекаю, но нам и в самом деле пора.
Мы, слегка смутившись, разомкнули руки и пошли дальше. Вскоре в тумане впереди завиднелись какие-то бледные фигуры, суетившиеся между бараками на обочине дороги. Мы остановились в нерешительности, пытаясь понять, кто перед нами. Обойти этих людей не было ни малейшей возможности.
– Подбородок выше, держи спину прямо, – скомандовала Эмма. – Попытайся нагнать на них страху.
Сомкнув ряды, мы вошли в толпу похожих на дикарей людей с бегающими глазами, измазанных сажей и одетых в рваные обноски. Я нахмурился, изо всех сил пытаясь казаться опасной личностью. Они шарахались во все стороны, как побитые собаки.
Это было некое подобие поселка. Низкие хижины из листов металла, накрытые оцинкованными крышами. Чтобы крыши не улетели, на них водрузили валуны или пни. Дверями, там, где они вообще были предусмотрены, служили куски брезента. Едва заметный грибок жизни, растущий на костях сгоревшей цивилизации.
У хижин бродили куры. Какой-то мужчина стоял на коленях над дымящимся углублением в дороге и варил яйца, опустив их в изрыгающую жар воронку.
– Не подходите к ним слишком близко, – пробормотал Эддисон. – Мне кажется, они все чем-то больны.
Я разделял его мнение. Это было видно по хромающей походке и остекленевшим глазам прохожих. Лица некоторых были скрыты грубыми масками или мешками с прорезями для глаз, надетыми на голову. Наверное, маски скрывали их изъеденные болезнью лица или были призваны замедлять распространение инфекции.
– Кто эти люди? – спросил я.
– Понятия не имею, – откликнулась Эмма. – И спрашивать не собираюсь.
– Я думаю, это те, кого больше нигде не принимают, – высказал предположение Эддисон. – Неприкасаемые, переносчики чумы, преступники, деяния которых считаются недопустимыми даже на Дьявольском Акре. Полагаю, что здесь, на самом дне и на краю странного сообщества, поселились те, кому удалось избежать петли. Их изгнали изгои.
– Если это край, значит, твари где-то рядом, – сделала вывод Эмма.
– А эти люди точно странные? – спросил я.
Я не видел в них ничего необычного, не считая невероятного убожества. Возможно, во мне говорила гордыня, но я не верил, что группа странных людей, пусть даже и очень опустившихся, согласилась бы жить в этой средневековой грязи.
– Не знаю и знать не хочу, – отрезала Эмма. – Шагай.
Мы шли, опустив головы и глядя прямо перед собой. Всем своим видом мы давали понять, что окружающее нас не интересует, и отчаянно надеялись на то, что и мы никого не заинтересуем. По большей части нас сторонились, но несколько человек увязалось следом, пытаясь что-то выклянчить.
– Что-нибудь, хоть что-нибудь. Пипетку или флакон, – говорил один из них, показывая на свои глаза.
– Прошу вас, – умолял другой, – мы уже забыли, когда в последний раз кайфовали.
Их щеки были покрыты оспинами и рубцами. Казалось, они плакали кислотными слезами. Я и смотреть на них не мог.
– В чем бы вы ни нуждались, у нас этого нет, – ответила Эмма, отгоняя попрошаек.
Они отстали и, стоя на дороге, проводили нас мрачными взглядами.
– Эй ты! Мальчик! – воскликнул кто-то высоким срывающимся голосом.
– Не обращай внимания, – пробормотала Эмма.
Я, не поворачивая головы, покосился в сторону окликнувшего меня нищего. Оборванный старик на корточках сидел у стены хижины и показывал на меня дрожащей рукой.
– Ты это он? Мальчик! Ты это он, правда?
Один его глаз был поверх очков закрыт повязкой. Он поднял ее, чтобы внимательнее ко мне присмотреться.
– Агааааа, – прошептал он и улыбнулся черными деснами. – Они тебя ждут.
– Кто меня ждет?
Я не выдержал и остановился перед незнакомцем. Эмма раздраженно вздохнула.
Улыбка нищего стала еще шире и еще безумнее.
– Матери пыли и вязатели узлов! Проклятые библиотекари и благословенные картографы! Все, кто хоть кто-то! – Он поднял руки и насмешливо поклонился, отчего на меня пахнуло застарелым табаком. – Они тебя давнееееенько ждут.
– Зачем?
– Пойдем, – потянула меня за рукав Эмма. – Разве ты не видишь, что он просто чокнутый?
– Большое шоу, большое шоу, – произнес попрошайка, модулируя голосом, как ярмарочный зазывала. – Величайшее, уникальнейшее и самое что ни на есть распоследнее! Оно почти началооооось…
У меня по спине пополз холодок.
– Я вас не знаю, и вы уж точно не знаете меня.
Я развернулся и зашагал прочь.
– Конечно, знаю, – раздался у меня за спиной его голос. – Ты мальчик, который разговаривает с пустотами.
Я замер. Эмма и Эддисон уставились на меня с открытыми ртами.
Я бросился обратно.
– Кто вы? – крикнул я ему в лицо. – Кто вам это сказал?
Но он только смеялся и смеялся, и мне больше ничего не удалось от него добиться.
* * *
Начала собираться толпа, и мы поспешили уйти.
– Не оглядывайся, – предостерег меня Эддисон.
– Забудь о нем, – прошептала Эмма. – Он безумен.
