– Не сомневайтесь, мой повелитель!
– Когда я буду произносить заклинание, зеркала времени должны быть обращены только на меня. Запомни – только на меня, это очень важно!
– Я все пом…
Сдавленный хрип лисы оборвал фразу. Затем послышались учащенное дыхание и кашель – Магистр наглядно демонстрировал свои угрозы.
– Не болей, Луиджи, у нас еще многое впереди. Впрочем, и на Старом болоте для многих найдется место.
Звуки в помещении затихли. Медвежонок старался едва дышать и молил свое сердце не стучать так сильно. Услышанное взволновало его. Как жаль, что рыцарь в прошлый раз не нарушил планы Магистра. И вот теперь он стал филином. Бедная Веда, она так ждала его! А теперь их схватили слуги Магистра. Ме́ня остался один. Ему захотелось пожалеть себя. Интересно, а в кого может превратить его Магистр? Нет, лучше не думать об этом. Нужно побеждать. Внизу послышался торопливый шорох крыльев у невидимого окна.
– У тебя должны быть веские причины, чтобы явиться раньше намеченного времени, Драный. Ты поймал малыша?
– Нет, мой повелитель, но лисы обнаружили его след.
– Ну так в чем же дело? Пусть поймают его, или они ждут указания?
– След теряется у подножия этой скалы, мой повелитель.
– Вот как?
Вновь в комнате воцарилась тишина. У Мени похолодела спина и начали подкашиваться лапы. Захотелось бежать быстро-быстро, закрыв глаза и ревя о помощи, но отступать было некуда. Медвежонку вспомнилось, как орел летел в последнем пике навстречу смерти. Этот гордый профиль просто отпечатался в его памяти. Нет, он не поддастся панике. Страх не одолеет его!
– Значит, косолапый оказался не так глуп и прячется где-то рядом. Что ж, это легко проверить.
Голос Магистра зазвучал угрожающе, и тут же Ме́ня услышал шум и треск на винтовой лестнице. Сверху что-то неслось на него по спирали, разбрызгивая снопы искр. Это была шаровая молния. Ее удар был настолько силен, что медвежонок мгновенно потерял сознание и кубарем покатился вниз.
Очнулся он в совершенно беспомощном состоянии на полу. Все тело ныло от ушибов, голова раскалывалась от боли, но самым страшным был буравящий взгляд Магистра.
– Ну, здравствуй, косолапый. Тебя ищут по всему лесу, а ты здесь. Не постучался, правда. Давно пришел? Что молчишь? Ушибся?
Неведомая сила приподняла медвежонка и швырнула в плетеное кресло у стены. Он было попытался сопротивляться, но почувствовал, что лапы будто стянули тугими путами, а кресло цепко держит его. Магистр приподнялся над полом и завис перед креслом. Как и прежде, черный капюшон скрывал лицо мага, только властный голос доносился из-под ниспадающих одежд.
– Неужели я такой негостеприимный хозяин, что ты постеснялся войти? Да и подслушивать нехорошо. Разве тебя этому не учили? Впрочем, ты выбрал себе не лучшую компанию. Могу предложить тебе более учтивое общество и условия. У меня нет времени на любезности, поэтому сразу перейду к делу. Ты можешь спасти своих друзей и обеспечить себя всем, что только пожелать, на веки вечные. Поверь, я редко предлагаю это кому-либо из смертных. Ну, а если будешь служить верно, то мы смогли бы и подружиться. А это дорогого стоит. Не так ли, Драный?
– Да за одно Ваше слово, повелитель, сотни бы отдали свои жизни!
– Я так и думал, – снисходительно улыбнулся Магистр.
– Друзей предают только трусы! – ответил Ме́ня.
– О, такое редко услышишь в наш гнилой век. Браво, малыш!
– Да врет он все, повелитель. Отдайте его нам, и он запоет по-другому.
– Мы еще вернемся к этому, а пока у меня дела. Надеюсь, ты не откажешься побыть моим гостем, косолапый.
Слова Магистра остались без ответа, так как путы еще сильнее сдавили медвежонка, но волшебник уже обращался к ворону:
– Всем стоять по местам. Скоро полночь, и я ненадолго отпущу время. Нужно будет проследить за порядком. Когда инициация закончится, мы поговорим о вашем будущем.
– Все будет исполнено, господин! – и ворон удалился.
* * *
Придется и нам ненадолго оставить медвежонка. Но мы не прощаемся, просто закончилась история о винтовой лестнице.
Инициация
Стянутые невидимыми путами, лапы медвежонка онемели. Не спасала даже густая шерсть. Теперь он на себе испытал могущество Магистра. По тому, как маг небрежно и молниеносно спеленал его, Ме́ня понимал, что это – лишь ничтожная доля его возможностей. Однако тот все-таки боялся медвежонка. Очевидно, у черного колдуна была весомая причина для таких опасений. Только вот как о ней узнать? Это было обидно – владеть тайной силой и не уметь применить ее. А сейчас наступало самое время.
– Надеюсь, тебе удобно, малыш, в этом кресле. Мне кажется, вы стали друзьями. А что может быть крепче дружеских объятий?
У Магистра был очень неприятный смех. Вернее, это был какой-то скрип или кашель больного. Медвежонок привык, что в его окружении часто смеялись. Все шутки были забавными и произносились так, что было весело всем. Даже когда подшучивали над самим Ме́ней, он смеялся вместе со всеми и даже подыгрывал, изображая то, что о нем говорили. Тогда все катались по траве и демонстративно хватались за животики. Они любили пошалить. У Магистра же все шутки были злыми, и говорил он их только для себя. Да и смеяться над этими шутками было некому. Он сам только делал вид, что смеялся, а на самом деле ему было одиноко. Он никогда не показывал лица. А что может быть лучше смеющейся мордочки, которая растягивается в улыбке до ушей и взахлеб хихикает, не в силах остановиться? Например, у них в компании самым смешливым был Боб. Этот толстенький бобер мог в одну секунду просто вспыхнуть от малейшего намека на шутку, и потом его остановить было невозможно. Он трясся всем своим упитанным тельцем, издавая такие смешные звуки, что окружающие тоже начинали хохотать. Они показывали лапами на Боба, который при этом то сгибался пополам, то падал на траву, раскинув лапы, и, захлебываясь, пытался что-то объяснить. При этом начинал икать и задыхаться. Даже посторонний взрослый, который случайно оказывался рядом, не мог устоять при виде хохочущего Боба. Это была какая-то эпидемия смеха! Все мгновенно заражались ею и принимались беспричинно хохотать. Одни попискивали тоненькими голосами, другие смеялись во весь голос, а кто-то беззвучно трясся, держась за живот. Но всегда солировал неугомонный Боб. Временами он так пронзительно взвизгивал, привлекая новых участников в эту свалку смеха, что остальные взрывались новой волной хохота. Он был похож на дирижера, который легким движением палочки заставлял оживать целый оркестр. И каждый раз этот оркестр издавал еще более высокие ноты. Заканчивалось тем, что силы покидали самых стойких, и все в изнеможении замирали на траве, пытаясь отдышаться. Но стоило кому-то взглянуть на Боба, который просто давился беззвучным смехом, не в силах что-то сказать, и его скрюченная толстенькая тушка содрогалась от внутренних толчков, а дрожащая лапа лишь указывала на кого-нибудь из присутствующих, то увидевший эту картину не в силах был устоять, он только взвизгивал и валился на бок. Это был детонатор – новый взрыв хохота раскатывался долгим эхом по Дальнему лесу. Даже занятые серьезным делом взрослые, находясь далеко от эпицентра этого взрыва, смущенно улыбались. Настоящий смех очень заразителен.
