Пегги, заливаясь слезами, отказывалась оставлять Уоррена одного. Она была в ярости. Поскольку ей не позволяли запереться с Куртом в камере, девушка предприняла отважную попытку пнуть капитана Уистлера в уязвимое место, чтобы ее тоже бросили на гауптвахту. Морган и Валвик поддержали ее, утверждая, что если старый морской еж посчитал Уоррена чокнутым, то и они были не лучше, и потребовали, чтобы их тоже заперли. Но сам Уоррен и слышать об этом не захотел – может, у него мелькнул проблеск здравого смысла, а может, он просто решил сделать галантный жест.
– Ты должен продолжить наше дело, старик! – мрачно заявил он, героически пожав Моргану руку сквозь прутья решетки. – Цирюльник все еще на свободе, и ты обязан остановить его. А Пегги – помочь дяде с его марионетками. Продолжайте, прижмите Кайла.
То, что Уистлер отказался от идеи запереть их всех вместе, даже несмотря на выдвинутые требования и различные прозвучавшие в порыве чувств утверждения, Морган впоследствии связывал лишь с тем, что они были нужны ему, чтобы рассказать лорду Стартону о коварном нападении на капитана. В тот момент это не пришло ему в голову, иначе он бы воспользовался сложившимися обстоятельствами, а капитан избавил бы себя от последующих неприятностей с этими взбалмошными пассажирами. Все трое знали, что их собрат заточен в темной камере в недрах корабля, в окованном сталью коридоре, пропахшем смазкой и освещенном единственной электрической лампочкой, покачивающейся в такт работе корабельных двигателей, за стальной решеткой, сквозь которую он смотрел на море с видом плененного короля Ричарда. Рядом сидел на табурете матрос, вооруженный свистком, и зорко читал журнал «Голливуд Романсес», тем самым сводя на нет любую возможность побега.
Было во всем этом лишь одно утешение. Судовой врач, человек весьма иронического склада характера, который вовсе не верил в безумие Уоррена, но по собственному опыту знал, что лучше не спорить с капитаном Уистлером, пока тот не успокоится, не имел ничего против снабжения сего опасного маньяка сигаретами и чтивом. Если он и заметил бутылку виски, которую Пегги пронесла контрабандой в свертке, сделанном из журналов, он не подал виду.
Вклад Моргана в дело снабжения заключенного состоял в коробке сигарет «Голд Флейк» и экземпляре одного из его ранних романов под названием «Отлично сыграно, партнер!». Если вы не понаслышке знакомы с написанием детективных историй, вы знаете, что подробности ранних произведений стираются из памяти автора куда быстрее, чем из памяти читателя. Морган крайне смутно помнил, о чем же эта книга. «Отлично сыграно, партнер!» повествовала о лорде Джеральде Дерревале, которого знали в клубах Вест-Энда как богатого повесу, dilettante
[68] и спортсмена. Скотланд-Ярду же он был известен под таинственным и зловещим псевдонимом Болотный Огонек. Лорд Джеральд был хорош. Его побеги из-под стражи заставили бы бедного мистера Гарри Гудини выглядеть неумехой, жалким неудачником, способным выбраться из заключения только при помощи адвокатских уловок. Конечно, ничего зловещего в лорде Джеральде на самом деле не было. Он лишь ощипывал перышки старым, преступно богатым негодяям, что, пожалуй, могло бы сделать лорда Джеральда одним из героев столь популярной нынче литературы с социалистическим уклоном. К тому же его обеляла любовь к прекрасной Сардинии Трелони. В финале он поймал настоящего убийцу, который ранее пытался его подставить, и сдал того инспектору Дэниелсу, человеку, который поклялся изловить Джеральда во что бы то ни стало, – человеку столь недалекому и некомпетентному, что в промежутках между приступами жалости к нему невольно начинаешь задумываться, как он вообще получил работу в полиции.
Таковы были подробности этой книги, благополучно забытые Морганом, но оказавшие разрушительный эффект на мистера Кертиса Уоррена – в сочетании с бутылкой скотча «Роб Рой». Мудрее, конечно, было бы дать ему туристический путеводитель или томик псалмов, но что сделано, то сделано – к тому же мы уже посвятили время философским размышлениям на эту тему. После того как Пегги слезно попрощалась с Куртом, а Морган и Валвик обменялись с узником рукопожатиями, все, пребывая в подавленном настроении, отправились к капитану.
– Тшестно кофоря… – задумчиво произнес Валвик, когда они вышли на солнечный свет, коего отныне был лишен мистер Уоррен, – фы тумаете, мы прафы, или ше кте-то ошипка? Они феть не шутили. Если они кофорят, никто не пропал, то как ше кто-то мошет пропасть? Мошет, мы кофорим «упийстфо», а нет никакоко упийстфа?
– Да есть оно! – вскричал Морган. – Мы не можем ошибаться и должны это как-то доказать. Перво-наперво я успокоюсь и с холодной головой поговорю с Уистлером. Пусть он объяснит, откуда кровь на бритве и на койке. Это может сделать судовой врач или, возможно, доктор Кайл…
– Кайл? – Пегги уставилась на него. – Но доктор Кайл…
– Выкинь ты из головы эту дурацкую шутку, – устало ответил Морган. – Давайте уже перестанем говорить об этом. Как вы не понимаете, что доктор Кайл – единственный на корабле, кто уж точно невиновен?
– Почему это?
– Потому что у него, старушка, есть алиби. Слушай, шкипер, ты уверен, что твой приятель с зубной болью, Ужас Бермондси, правду говорит? Отлично. И что он сказал? Он сказал, что не выпускал из виду дверь в каюту доктора Кайла всю ночь и что с самого начала слышал все, что творилось на палубе… Подождите. Ты же не знала об этом, да, Пегги? – Он быстро изложил показания Ужаса Бермондси, а заодно и рассказал Валвику о Перригордах. – И что же? Слепой Цирюльник убил девушку и украл остаток пленки, пока на палубе творилась вся эта кутерьма. Но всю ночь никто не входил в каюту Кайла и не выходил из нее. Так как же выбрался Кайл и как он вернулся? Не сходится, вот что я скажу вам.
– Это ты, Хэнк, слепой, а не цирюльник, – укорила его Пегги. – Ему вообще не надо было оставаться в каюте. Алиби! Пф! Глупости это твое алиби, оно все равно всегда фальшивое.
– Ладно. – Морган пожал плечами. – Это легко решить. Мы немедленно начнем действовать и, Богом клянусь, докажем свою правоту. Шкипер, вот твоя задача: сходи к своему приятелю, Ужасу Бермондси, и расспроси его. Еще разыщи стюарда и расспроси его тоже.
– Сейчас? – Валвик почесал макушку.
– Да, сейчас. Так или иначе мы найдем доказательства.
Валвик, ворча, устремился прочь.
– Тем временем, – Морган обратился к Пегги, – я расскажу Уистлеру про кровь. Готов поклясться, это окажется человеческая кровь, и тогда мы докажем ему, что никто не мог потерять столько крови так, чтобы к утру не осталось следов. Никто, старушка! Потом мы сами обойдем корабль, если будет необходимо. И зададим им всем жару.
Морган угрожающе окинул взглядом палубу, на которой сейчас было довольно много людей. Сцена с размещением на гауптвахте Уоррена разыгралась внизу, матросы тащили пленника по мрачным коридорам, но новости уже распространились по кораблю, так что народу было о чем посплетничать. Пассажиры сидели в креслах на палубе, обсыхая на солнышке, или обсуждали новость, прервав игру в шаффлборд или теннис. Главная корабельная красавица в сдвинутом к уху берете – на каждом лайнере такая найдется – прекратила профессионально улыбаться, не донеся сигарету до рта, и склонилась к кучке своих поклонников, внимая их перешептыванию. Она стояла на платформе у спасательной шлюпки, ее яркий зеленый шарф трепал ветер. Над их головами возвышались черные трубы, к небу устремились струйки дыма. Внезапно корабельный гудок издал протяжное «Ууууу!», будто подавая сигнал тревоги. Дело близилось к обеду. Народ на палубе посмеивался. Морган нахмурился.
