— У меня нет никакой магии, — негромко сказала Молли. Повела затёкшими плечами и повторила в начищенный раструб, уже громче, увереннее, злее: — У меня нет никакой магии! Отпустите меня! Я хочу домой, к маме и папе!..
«Нет, — вдруг подумала она. — Я хочу не к ним. Вернее, не только к ним. Я хочу… к нему. К Всеславу и к Волке. И к госпоже Старшей тоже хочу; пусть бы она меня выпорола, пусть бы высекла, посадила на хлеб и воду, только б с ней всё было в порядке и она бы снова учила меня…»
Наворачивались слёзы. Горячие и злые, предвестники драки, а не бессильных рыданий.
— Мы, конечно же, отпустим тебя
[2] к маме и папе, — немедленно посулил женский голос, сделавшись заметно мягче и даже ласковее.
«Врёт, — зло подумала Молли. — Никуда они меня не отпустят. Никогда и ни за что».
Она сама не знала, откуда взялись в ней эти злость и жёсткость. И ещё решимость. Она не сдастся, она не уступит!..
— Мы отпустим тебя, но и ты должна нам помочь, — увещевала незримая собеседница.
— Я… готова… — выдавила из себя Молли. — Только я не знаю, как… а магии у меня никакой нет… можете проверить… всё равно ничего не найдёте…
Переговорная труба отодвинулась. В ней раздавались приглушённые голоса, но слов Молли уже не разбирала. Потом наверху, над головой, что-то зашипело и заскрипело; прямо перед девочкой опускался знакомый уже аппарат — одна из тех самых камер, перед которыми Особый Департамент сажал проверяемых на наличие чародейских способностей.
Объектив надменно уставился прямо в лицо Молли. Она подняла взгляд. Что-то подсказывало, что корчить злобную гримасу не стоило; не помешали бы сейчас разве что слёзы, но они, как назло, скатываться отказались.
Внутри камеры что-то зажужжало, из отводного патрубка вырвалась тонкая струйка пара.
Молли точно наяву представила, как мелют, движутся там шестерни, как трудятся миниатюрные цилиндры, поршни, золотники и червячные передачи. Как может камера «видеть» магию? Чем она её меряет? И кто придумал этакий аппарат? Мог ли его создатель — вдруг напряглась Молли, — мог ли он сам быть магом? Мог ли он искренне трудиться на благо Королевства или, по крайней мере, верить, что трудится, — или же его заставили?
Камера трещала. Глубоко-глубоко за линзами посвёркивали какие-то огоньки.
Длилось всё это куда дольше, чем обычная проверка в школе. Камера то подплывала, то отплывала, заезжала то справа, то слева, а один раз даже глянула Молли в затылок.
Наконец внутри полированного корпуса прибора что-то хрюкнуло, фыркнуло, крякнуло, наверху вновь зашипело, и камеру утянуло под потолок.
Молли осталась сидеть, изо всех сил стараясь, чтобы на лице ничего не отражалось, кроме плаксивого недоумения.
— Мисс Моллинэр, — после паузы вновь заговорил женский голос, — я уже сказала, мы отпустим вас домой. Но сперва ответьте нам на вопросы…
— У меня ведь нет никакой магии, ведь правда, да?! — выкрикнула Молли. — Нет и никогда не было!..
А вот это оказалось ошибкой.
— Об этом, мисс Моллинэр, мы и собирались с вами поговорить, — не без удовольствия объявил голос. — Начнём с самого начала. Признаёте ли вы, мисс Моллинэр Эвергрин Блэкуотер, что, использовав магию, вы позволили скрыться от правосудия вашему дружку, мелкому воришке Уильяму Стивену Мюррею?
— Не признаю, — мгновенно выпалила Молли. — У меня нет никакой магии!
— Не так быстро, моя дорогая, не так быстро, — холодно бросила незримая собеседница. — У нас к вам очень, очень много вопросов. Больших и поменьше, разных. Имеются показания свидетелей, утверждающих, что рядом с вами и, возможно, в связи с вами имели место события, весьма похожие на вызванные магией. Что вы можете сказать об этом?
— Ничего не знаю! — отпёрлась Молли. — Не было у меня никакой магии никогда! Если б она у меня была, ваша камера бы уже это показала!
— Это уже вас не касается, дорогая, что нам показала наша камера. Ладно. Зайдём с другой стороны. Вы же не станете отрицать, что знаете мистера Мюррея?
— Не стану, — решительно сказала Молли. — Я его знаю… знала. Мы… так, приятели. Были. Раньше. Разве это запрещено?
— Оставим в стороне вопрос, что общего могла иметь девочка из приличной, уважаемой семьи с подобного рода отщепенцем, обитателем дна. — Молли была уверена, что допрашивающая сейчас поджала губы, тонкие, бледные, бескровные. И вообще в воображении Молли она походила на рыбу. — Оставим это в стороне и спросим, когда вы видели мистера Мюррея последний раз?
— Не помню, — нагло соврала Молли. — Давно. Зимой. Ещё до Рождества.
— При каких обстоятельствах?
«Какой глупый вопрос», — подумала Молли.
— Ни при каких, — дерзко ответила она вслух. — Мы… играли. На улице. На Пистон-стрит.
— А при каких обстоятельствах вы познакомились с Сэммиумом Перкинсом?
— Не помню, — немедля выпалила Молли. — Где-то на улице…
— Вот так и начинается дорога вниз, — недовольно прокомментировали наверху. — Сомнительные знакомства, приятели с городского дна… да ещё и мальчишки!
Молли молчала.
— Вам известно, мисс, что означенный Сэммиум Перкинс был идентифицирован как потенциально наделённый магией?
— Нет, — вновь соврала Молли. — Ребята говорили, что всю их семью… увезли на юг, вот и всё. У кого-то из них нашлась магия…
— Именно, мисс Моллинэр. «У кого-то из них нашлась магия», как вы верно сказали. Однако это как раз и делает вышеупомянутого Сэммиума Перкинса, как мы говорим, потенциально наделённым магией. Всё понятно, мисс?..
А теперь мы возвращаемся к вам. Вы признали знакомство с двумя весьма опасными субъектами, мистером Мюрреем и мистером Перкинсом. Расскажите нам, мисс, что случилось с вами двадцать третьего декабря прошедшего года?.. Когда вы исчезли из дома?
— Ничего со мной не случилось, — отрезала Молли. — Вот она я, живая и невредимая!
— Не валяйте дурака, мисс! — заледенел голос. — Двадцать третьего декабря персоналом Особого Департамента был проведён внеплановый досмотр вашей семьи. Вас дома не оказалось. Ваши родители заявили о пропаже в полицию. Где вы находились?
— Пряталась.
— Где?
— В… в Нижнем Норд-Йорке. Канализация, трубы, все дела.
Допрашивающая помолчала.
— Вам, похоже, интересно, что мы сделаем с вами, если вы продолжите беззастенчиво лгать нам в лицо. Мисс Моллинэр, у меня хватает терпения и не на таких наглецов, как двенадцатилетняя соплячка. Мы провели подробное дознание. И установили, что, покинув дом, вы втёрлись в доверие к утратившим бдительность бывшим членам экипажа бронепоезда «Геркулес» Барбаре Уоллес и Реджинальду Картрайту. В своих показаниях они оба утверждают, что приняли вас, потому что увидели на вашей спине следы жестоких побоев. Оставляя пока в стороне тот факт, что на бронепоезде вы назвались вымышленным именем, сосредоточимся на факте якобы перенесённых вами «избиений», о чём есть соответствующий акт…
