— Пошли, — она дёрнула брата за руку. — Только тихо. Надо наверх лезть, на ту сторону… И… Билли, ты ничего не…
— Не, — помотал головой братец. — Ничего.
— Тогда идём себе. — Молли боролась с настойчивым желанием сорваться с места, бросившись через весь зал к ведущим наверх изломанным рельсам, свисавшим с другой стороны провала.
Они пошли. Вернее, принялись пробираться средь хаоса валов, шкивов, почему-то оголённых червячных передач, громадных цилиндров с застывшими поршнями, кривошипов, цепных трансмиссий и уж совсем неопознаваемых деталей. Старое, лежалое, мёртвое железо. Даже Билли слегка успокоился и перестал дрожать.
Молли старалась не думать про дрезину. Страшно, не страшно, а вперёд иди. Так учили и Младшая, и Средняя, и Старшая, все три сестры-волшебницы Rooskies.
Но ведь не зря она тут пронеслась, ой не зря! Что-то она после себя оставила… след… едва неуловимый… тающий, но в то же время и стойкий… ускользает, ускользает, но никак не ускользнёт.
Локоть-ладонь, ну пожалуйста, ну хоть немного, — пальцы!
Молли резко остановилась, впечатав правый локоть в запылённый чугун кожуха какой-то передачи.
Больно внутри, как же больно! Словно высосало из неё всю силу…
Но как же так? Куда могла деться магия? Почему с ней, Молли, вообще случилось это после Мстиславля? Всё потратила? Но разве говорила об этом хоть слово госпожа Старшая? Или магия — она как мускулы? Устала?
Нет, конечно! Магия же вернулась к ней, когда она пыталась защитить братика от пустоглазов, — кстати, куда они подевались? Тут-то, да ещё при такой дрезине, им самое место…
— Молли, что ты…
— Погоди! — шикнула на Билли сестра. Локоть-ладонь-пальцы, ну же, давай!..
Из глаз потекли слёзы, сами по себе, словно под сильным ветром. Качнулись в узком луче фонаря валы, шкивы и шестерни. Знакомое тепло едва ощутимо стекало с кончиков пальцев — крохи, капли, невесомая пыль.
Молли словно тянула из себя живую жилу. Эх, нет здесь Волки, помогла бы…
Но и нескольких капель тёплой магии хватило.
Она увидела след. Мерцающий жемчужный след, повисший над провалом, над одним и над другим. Молли заметила его только потому, что очень хотела заметить, — особых чар, чтобы «делать видимое невидимым», она не знала. Просто её магия взмыла к потолку, распадаясь и рассеиваясь; и, подобно железным опилкам вдоль силовых линий магнита, она очертила незримые рельсы, перенёсшие загадочную дрезину через пропасть.
Очертила — и осела вниз, на глазах впитываясь в мёртвое железо. Молли почувствовала, как у неё пресеклось дыхание. Ой-ой-ой, это ещё почему?!
Глухо скрипнуло за их спинами зубчатое колесо. Зловеще зашипел пар справа и слева. Провернулись со скрежетом старые вентили, соединяя то, что должно быть соединено.
— Бежим! — завопил вдруг братец.
Он вновь учуял тревогу первым.
На Молли обрушилась волна дурноты. Дурноты и слепого давящего ужаса. Словно заблудившаяся дрезина вдруг оказалась прямо перед ними.
Повсюду — спереди, сзади, сбоку — шумело, шипело, шелестело, шуршало, лязгало. Железо оживало, со скрежетом заводились давно застывшие механизмы, проворачивались маховики, зубцы шестерён с остервенением вгрызались друг в друга, спеша передать рождённый неведомо где импульс.
Билли тонко заверещал, слепо кинулся вперёд, Молли за ним. Её душил ужас, не было сил остановиться и оглядеться; а впереди решётки ферм вдруг зашевелились, громко скребя по бетону ржавыми краями. Железные площадки под ногами дрогнули, справа и слева поднимались какие-то конструкции, раздвигались стальные пластины, крутились жернова маховиков, с клацаньем входили друг в друга замки, проворачивались затворы, накрепко запирая каналы, и воздух потрескивал от разлитой вокруг магии. Откуда она тут взялась?!.
Это было как в пещере Зверя Земли. И здесь даже имелся свой собственный Зверь, только совсем-совсем другой.
Шипели и шелестели тяги, с лязгом состыковывались трубы, закручивались словно сами собой болты и гайки на фланцах. Над самыми головами беглецов пронеслось нечто вроде решетчатой конечности, наполненной трубами и шлангами; стальная трёхпалая рука зловеще клацнула многосуставчатыми пальцами, выпуская пар из сочленений.
Узкий, словно шпага, луч фонаря метался по грудам оживающего железа, выхватывал из тьмы ползущие рычаги, сдвигающиеся стальные плиты, соединяющиеся шестерни, редукторы, валы и передачи, словно скелет одевался плотью.
И не поймёшь, то ли это собирал себя сам один громадный механизм, со свистом всасывая силу и жар из множества паропроводов, или масса отдельных.
Вот пронеслась над плечами петля стального троса… вот опустился сверху экскаваторный ковш, клацнул железными зубами, словно волчьей пастью…
Клацнул — и его немедля утянуло обратно наверх, где заскрипели блоки и лебедки, наматывая трос на барабан. И пахло вокруг уже не пылью и ржой, а паром и железом.
По жилам Молли вновь словно потёк жидкий огонь. Она чуяла разлитую здесь магию, пусть и странную, искажённую, извращённую, словно…
Словно вода, смешанная с навозом. Или хлеб, густо покрытый плесенью.
Магия ведь никуда не девалась, она была всюду… Магия убивала не умеющих с ней обращаться. Магия проникала в них, становилась их частью и сжигала. Магия не приходила в Норд-Йорк и не уходила из него, она всегда была здесь, всегда, с самого Катаклизма.
Молли рванула братца за плечо, в последний миг выдернув из-под рухнувшей сверху сети, свитой из стальных тросов, — такими же сетями пытались поймать Всеслава и Таньшу департаментские.
Повсюду вокруг оглушительно свистело, шипело, рокотало и скрежетало.
Механические «руки», крюки, захваты, подвешенные на канатах капканы, ловчие сети и прочая снасть — со всех сторон. Всё быстрее и быстрее крутятся маховики, всё стремительнее размах, словно пробудившийся от сна исполин стряхнул наконец дремотную истому.
— Мо-олли-и-и! — вопил Билли, прыгая, словно горный козёл, с кожуха на кожух и с площадки на площадку; железо оживало прямо у него под ногами.
«Это дрезина… — метались в голове суматошные мысли. — Это она… разбудила… дрезина… заколдованная…»
Или не дрезина? Или это была её собственная магия, сорвавшая всю эту лавину?
Молли подхватила было железный штырь, отмахнулась им от налетающей решётчатой «руки», да всё зря — только в плече вспыхнула острая боль.
Мускулами пар не одолеешь.
И всё-таки они добежали. Позади осталось свистящее, хрипящее, надрывающееся, скрежещущее стальное нечто. Поднимались фермы, выдвигались кронштейны, к ним цеплялись балки, вокруг них, словно змеи или лианы, сами по себе обвивались пучки гибких шлангов, точно жилы или сухожилия.
Луч карбидной лампы только и мог, что осветить крошечный кусочек этого шевелящегося хаоса, и от того делалось ещё страшнее.
