Папа долго молчал. Наверное, ему уже надоело слышать это имя, да и не поверил он мне. Как тут поверить – я задыхалась, как ненормальная, сердце колотилось, точно алкаш в тюремной камере.
– Радость моя, – мягко сказал он наконец. – Я сегодня заезжал домой, оставил кассету с «Унесенными ветром». Посмотри кино, отрежь себе кусочек торта. Я через час буду.
Он начал еще что-то говорить – начиналось со слова «Ханна», но оно застряло у папы во рту. Он, кажется, боялся, что, произнеся это имя, поощрит мои безумства.
– У тебя там точно все в порядке? Я могу и сейчас уйти.
– Нет-нет, все в норме. Поговорим, когда ты приедешь.
Я повесила трубку. Папин голос подействовал на меня, как ледяной компресс – на вывихнутую лодыжку; сразу полегчало. Я собрала «ЗАМЕТКИ ПО ДЕЛУ» и отправилась в кухню сварить себе кофе.
«Опыт, интеллект, заключение судмедэксперта, улики, отпечатки пальцев – это, конечно, имеет значение, – говорила следователь Кристина Верико на стр. 4 „Последнего мундира“ [1982]. – Но самый необходимый элемент в раскрытии преступления – чашечка хорошего кофе, французской обжарки или колумбийская смесь».
Записав еще несколько деталей из разговора с Адой, я снова побежала в папин кабинет, по дороге всюду включая освещение.
Папа написал о Ночных дозорных всего одну статью, ее опубликовали в 1998 году: «Nächtlich. Распространенные мифы о борцах за свободу». Для семинаров по гражданским войнам он иногда еще включал в список обязательного чтения более развернутое исследование их методов – статью из книги Герберта Литтлтона «Анатомия материализма» (1990): «„Ночные дозорные“ и мифологические принципы практических преобразований». Обе статьи я без труда отыскала на книжной полке (если в каком-нибудь номере «Федерального форума» выходила папина статья, он всегда покупал пять экземпляров, как начинающая актриса скупает журналы со своей фотографией в разделе светских новостей).
Я села читать за папин письменный стол. Слева от ноутбука лежала пухлая стопка блокнотов и аккуратно сложенных иностранных газет. Из любопытства я их пролистала, с трудом разбирая папин почерк, похожий на колючую проволоку. Увы, тема этих записей никак не была связана с Джорджем Грейси и «Ночными дозорными» (слишком уж сверхъестественное вышло бы совпадение с историей Смока). В них шла речь о папиной излюбленной теме – гражданских волнениях в Демократической Республике Конго и других центральноафриканских странах. «Когда прекратится истребление? – вопрошали коряво переведенные заголовки передовиц в малотиражной кейптаунской газетке „Африкаан Ньюс“. – Где ты, защитник свободы?»
Я вернула бумаги на место, тщательно уложив их в исходном порядке, а то папа чует, что кто-то шуровал на его столе, как собака чует страх. Затем я приступила к методичному изучению вопроса о «Ночных дозорных» (или Mai addormentati
[465] – так их называли по-итальянски, или 決して眠った – по-японски). Прежде всего я прочла папину статью, а после нее – длиннющую 19-ю главу в книге Литтлтона и наконец включила ноутбук – посмотреть, что говорят об этой организации в интернете.
С 1998 года интерес к ней вырос необычайно; вместо ста тысяч ссылок поиск выдал полмиллиона. Я проглядела, сколько смогла, не отвергая ни явно предубежденных высказываний, ни преувеличенно-романтических, ни очевидно безосновательных гипотез («Под сенью предрассудков иногда расцветает истина», – говорил папа). Энциклопедии, учебники истории, сайты о политике, левацкие блоги, странички коммунистов и неомарксистов (мне особенно понравился сайт www.volosatik.com – с намеком на львиную гриву Карла Маркса), сайты анархистов и заговорщиков, сайты, посвященные картелям, сектам, супергероям, городским легендам, организованной преступности, Оруэллу, Малкольму Иксу
[466], Эрин Брокович
[467] и какой-то никарагуанской группе под названием «Рыцари Че». «Ночные дозорные» оказались похожи на Грету Гарбо, когда она перестала сниматься в кино: загадочные, неуловимые, все хотят о них что-нибудь узнать и не могут.
На то, чтобы все просмотреть, у меня ушел час. Глаза опухли, в горле пересохло. Я чувствовала себя предельно вымотанной и в то же время – до неприличия живой. В голове все кружилось, как та ярко-зеленая стрекоза, что влетела папе в волосы на озере Пеннебейкер, – он тогда заплясал, как марионетка, и с криком «А-а-а!» вломился в толпу старикашек с желтыми козырьками, напоминающими нимб Христа на старинных фресках.
Сердце у меня заходилось от азарта – и не только потому, что я теперь много знала о «Ночных дозорных», прямо хоть лекции читай вместо папы толпе лохматых студентов, и не потому, что рассказ Ады Харви при тщательной проверке держался мертво, как британская блокада немецких судов в Битве за Атлантику во время Первой мировой. И не в том даже, что все странности Ханны Шнайдер, все ее вранье и необъяснимые поступки вдруг отверзлись, точно саркофаг фараона Хетераамеса в 1927 году, когда Карлсон Кей Мид исследовал захоронение с мумиями в Долине Царей
[468] (теперь я впервые могла, присев на корточки, поднести походный фонарь к лицу Ханны и рассмотреть его во всех подробностях).
Нет, тут было кое-что еще. Папа описывал это чувство, рассказывая о последних часах жизни Че Гевары: «Есть нечто опьяняющее в мечте о свободе и в людях, которые ради нее готовы рисковать жизнью, особенно в наше тусклое время, когда большинство граждан еле-еле способны оторвать зад от дивана ради доставленной пиццы».
Я решила задачу!
Самой не верится. Я отыскала значения переменных x и y (при существенном участии Ады Харви; я не настолько тщеславна, как некоторые математики, жаждущие единолично красоваться в анналах истории). Меня переполняли ужас и восторг, совсем как Эйнштейна в 1905 году в швейцарском городе Берне, когда он проснулся от кошмара: две звезды, пульсируя, столкнулись друг с другом и породили странные волны в космическом пространстве. Это видение стало отправной точкой для создания общей теории относительности.
