– Мой отец был журналистом и занимался журналистскими расследованиями, – поправила она (см. «Южная гордость» в кн. «Печенье с пастилой и вечное проклятие», Уайетт, 2001). – Тридцать восемь лет он был банкиром, а потом наконец смог позволить себе уйти в отставку и заняться своим любимым делом: писательством. И расследованием настоящих преступлений.
– Он ведь написал книгу, да? Д-детектив?
– «Заговор Долорозо» – не детектив, это документальная история о незаконных мигрантах в Техасе, о коррупции и контрабанде наркотиков.
Слово «мигранты» она безжалостно скомкала, так что получилось нечто вроде «мгранты».
– Книга пользовалась огромным успехом! Что еще тебе известно?
– Я… Я знаю, что ваш отец утонул в бассейне на вечеринке у Ханны.
Ада снова ахнула – на этот раз так, словно я дала ей пощечину на виду у сотни гостей на светском приеме.
– Мой отец не утонул! – Голос у нее стал невыносимо пронзительным, словно кто-то царапает накладными ногтями туго натянутые колготки. – Да ты хоть представляешь, кем был мой отец?
– Простите… Я не хотела…
– В четыре года он катался на трехколесном велосипеде и попал под трактор. Когда служил в Корее, получил перелом позвоночника. Вылетел в машине с моста и в воде выбрался через окошко, как в кино. Однажды его укусил доберман, в другой раз – гремучая змея. У побережья Индонезии на него напала акула, но он вспомнил передачу на канале «Природа» и стукнул акулу кулаком по носу – именно это всем советуют делать, но обычно люди не решаются. А Смок решился. И ты мне будешь говорить, якобы он погиб оттого, что добавил к своим обычным таблеткам каплю «Джека Дэниэлса»? Дикость какая! Он уже полгода принимал это лекарство, и никаких побочных эффектов не было! Ему шесть пуль всади прямо в лоб, он бы и глазом не моргнул, помяни мое слово…
К моему ужасу, на последнем слове голос Ады сорвался – и, похоже, очень основательно. Я не уверена, но, по-моему, она еще и заплакала – страшный звук задавленных рыданий смешался с бормотанием телевизора, так что невозможно отличить реальную драму от телевизионной. Очень может быть, что на самом деле Ада сказала: «Трэвис, я не стану лгать», а на экране актриса, не Ада, горько плакала о своем умершем отце.
– Простите, – сказала я. – Теперь я совсем запуталась…
– Я сама только потом сопоставила. – Она шмыгнула носом.
Я еще подождала, давая ей время кое-как заштопать дырку в голосе.
– Что вы… сопоставили?
Ада кашлянула.
– Ты знаешь о «Ночных дозорных»? Нет, конечно, не знаешь… Ты и своего-то имени не знаешь, наверное…
– Вообще-то, знаю. Мой папа преподает политологию.
Ада удивилась – а может, и обрадовалась.
– О?
– Это радикальная группа, но нет уверенности, существовали они на самом деле или нет, если не считать одного-двух инцидентов в начале семидесятых. Это скорее была красивая идея: сражаться против жадности.
Я перефразировала кусочек статьи «Краткая история американского революционного движения» (см. Ван Меер, «Федеральный форум», т. 23, № 9, 1990).
– Одного-двух инцидентов, – повторила Ада. – Ясно. Значит, ты знаешь о Грейси.
– Он основал группу. Но он же умер?
– Джордж Грейси, – медленно проговорила Ада, – единственный известный участник, не считая еще одного человека. ФБР и по сей день его ищет. В семидесятом… Нет, в семьдесят первом году он убил сенатора от Западной Виргинии – подложил в его машину самодельную бомбу, сделанную из отрезка трубы. Год спустя взорвал здание в Техасе. Погибли четыре человека. Его успели записать на видео, полицейский художник нарисовал портрет, но Грейси как сквозь землю провалился. В восьмидесятых в Англии взорвали дом. Самодельное взрывное устройство. Были сведения, что Грейси жил в этом доме, поэтому и решили, что он мертв. Разрушения были такие, что личность погибших установить не удалось даже по зубам. Знаешь, когда сверяют с записями зубного врача…
Она помолчала немного.
– Убитого сенатора звали Майкл Маккаллох – он приходился Дабсу дядей по материнской линии, а мне – двоюродным дедушкой. Случилось это в Миде, двадцать минут езды от Финдли. Дабс говорил нам, детям: на край земли побежал бы, лишь бы притянуть этого сукина сына к ответу. А когда он утонул, все поверили полиции – говорили, он перебрал – и вот пожалуйста, несчастный случай. Только я не верила! Всю ночь листала его черновики, хоть Арчи и ругался, называл меня ненормальной. Но потом наконец-то все сошлось, одно к одному. Я показала Арчи и Кэлу. А она, конечно, догадывалась, что мы поймем, оттого и повесилась. Мы бы обязательно обратились в ФБР. Ей пришлось выбирать – смерть или тюрьма.
– Я не понимаю…
– Полночный заговор, – тихо произнесла Ада.
Следить за ее логикой было все равно что пытаться невооруженным глазом проследить, как электрон вращается вокруг атомного ядра.
– Что такое «Полночный заговор»?
– Его будущая книга, о Джордже Грейси. Он собирался так ее назвать. Она бы стала бестселлером. Смок выследил Грейси прошлой весной, в мае. Тот жил на райском острове под названием Паксос, как сыр в масле катался.
Ада судорожно перевела дух.
– Ты не представляешь, что мы почувствовали, когда нам позвонили из полиции и сообщили об отце. Мы его буквально позавчера видели на крестинах Гладиолуса, и вот его уже нет. О Ханне Шнайдер мы и слыхом не слыхали. Сперва решили, это та скандальная разведенная дама, которую в Конном клубе выбрали казначеем, на свою голову, но ту зовут Ханна Смитерс. Тогда мы подумали, может, это родственница Гретхен Петерсон, с которой Дабс ходил на благотворительный вечер, но та оказалась Лиззи Шелдон. И вот… – Ада уже махнула рукой на знаки препинания, а заодно и на паузы; слова спешили в телефонную трубку, обгоняя друг друга. – Два дня голову ломали, а потом Кэл посмотрел на фотографию, которую прислали из полиции по моей просьбе, и что бы ты думала? Он вспомнил, как эта женщина заговорила с Дабсом в магазине здорового питания. Они тогда возвращались с «Автовыставки – четыре тысячи», дело было в июне, то есть месяц спустя после поездки на Паксос. Кэл говорит, Дабс в магазин зашел за жвачкой, а эта дамочка к нему и подрулила. У Кэла фотографическая память. Он сказал: «Она, точно». Высокая брюнетка, лицо сердечком, словно коробка конфет на День святого Валентина – а это у Дабса любимый праздник был. Она спросила, как проехать в Чарльстон, они разговорились – Кэл даже из машины вылез и пошел за Дабсом. Вот и все. Мы нашли ее адрес в его телефонной книжке. По записям в телефонной компании установили, что он ей звонил раз или два в неделю. Она мастерски разыграла свою партию. После моей матери он ни с кем не встречается… Я все еще говорю о нем в настоящем времени! Арчи говорит, надо с этим бороться.
Она снова трудно вздохнула и продолжила свой рассказ. А мне представлялись мелкие садовые паучки – нет чтобы развесить паутину скромненько в уголке, плетут на самом виду и такую огромную, что в нее два африканских слона поместятся. Мы с папой наблюдали за таким паучком, сидя на крыльце в Говарде, штат Луизиана. Раз за разом ветер обрывал паутину или она сама рвалась, провисая между двумя ложноклассическими колоннами, а паучок упорно продолжал работу, и шелковая паутинка трепетела, словно зубная нить на ветру. «Он пытается собрать мир воедино, – сказал папа. – Сшивает, как умеет».
