С другой стороны, она была на стороне Земцовой, и ей очень хотелось, чтобы они с Крымовым наконец-то помирились, сошлись, и Юля развелась бы с Патриком и вышла замуж снова за своего мужа и отца своей дочери. Вот такие противоречивые чувства одолевали ее, когда в передней раздался звонок. Таня резко встала и помчалась открывать. Но ей так показалось, что она помчалась, на самом деле еле дошла под тяжестью своего необъятного живота до двери и, не спросив, кто там, уверенная, что это кто-то из своих, открыла. Она очень удивилась, увидев Хитова.
– Это вы? Но почему… здесь? Это же не агентство…
– Понимаю, но дело не терпит отлагательства. Приехала мать Нади, Шевкия…
– Ничего не понимаю, какая еще мать… Странное имя…
– Ну, помните, я вам рассказывал, что у Нади мать художница, она ей шаль подарила, которую сама расписала. Так вот, ей позвонили и сообщили о смерти дочери. Разумеется, она приехала, уже была в морге и вот теперь заперлась в квартире и плачет. Меня, конечно, пустила, я ей все объяснил, рассказал, что знал, но она и мысли не допускает, что ее дочь могли убить. Она хоть и рыдает, но твердо уверена, что это несчастный случай, потому что ей накануне приснился сон, она говорит, что сон в руку: будто Надя летит в плетеной корзине с крыши какого-то старинного замка… Знаете, может, и нехорошо так говорить о несостоявшейся теще, но по-моему, у нее не все дома. Художница, одним словом.
– Но что вам нужно здесь, Хитов? У нас сейчас свои дела, к нам приехали друзья, я стол накрыла, поверьте, мы тоже имеем право на личную жизнь.
– Да я все понимаю, но что мне ей сказать, что я все это выдумал, чтобы она считала меня сумасшедшим? Она разве что не крутит пальцем у виска, говорит, что вы, мол, молодой человек, несете ахинею, и все в таком роде…
– И что вы хотите от нас, в частности от Земцовой?
– Чтобы она позвонила ей и сказала, что Надю действительно убили, – совершенно искренне ответил Хитов.
– У нас есть доказательства?
– Доказательства есть у меня. Говорю же, Надя боялась высоты, к тому же те, кто был с ней, знали, что к ней скоро приедет жених, почти муж, да ее просто-напросто могли убить из ревности…
– Может, и так, Хитов, но послушайте, приехал Крымов, вернее, прилетел, прошу вас, давайте отложим наш разговор до завтра, а? Ну, представьте себе, сейчас здесь соберется народ, и тут вы…
– …со своей убитой девушкой, я понимаю…
И тут послышались шаги, какой-то шорох, и, вежливо попросив подвинуться в сторону, в дверь протиснулся Минкин. Одетый в элегантный черный костюм, белую сорочку и темно-красный галстук, он с недовольным раскрасневшимся лицом потребовал от Хитова объяснений: кто такой, что здесь делает в столь поздний час и с какой стати пристает к беременной женщине, к его жене.
– Моя фамилия Хитов. У меня убили невесту, – горько пожаловался тот и, решительно войдя в квартиру, уселся на первый попавшийся стул и обхватил голову руками.
Молча переглянувшись, Таня с Минкиным решили его не трогать, а дождаться приезда Земцовой. Оставив Хитова в передней на стуле, Минкин с Таней прошли к накрытому столу, и Виталий, сглотнув слюну, потянулся за колбасой, взял один кружочек и съел под укоризненным взглядом жены.
– Очень есть хочется. Как там Земцова? Переживает?
– А чего ей переживать-то? Пусть Крымов волнуется. У Земцовой, если разобраться, есть все – и муж, и дочь, и квартира в Париже, и любовники… А вот у Крымова…
– Постой, какие еще любовники? – удивился Виталий. – Разве она изменяет своему французу?
– Не знаю, это у меня так… сорвалось…
– Так, может, и у тебя есть любовник? А?!
– Минкин, не смеши, пожалуйста, а то расхохочусь и рожу раньше срока.
– А я не шучу. Разве ты не знаешь, что некоторым мужчинам очень нравятся беременные женщины? Они возбуждаются, когда видят…
– Это ты про себя, что ли? Кажется, кто-то сегодня утром признавался мне в любви… – Таня ласково потрепала Минкина по щеке и поцеловала в нос. – Ты, извращенец, любитель беременных женщин, ну чего ты ко мне придираешься? Я, между прочим, устала, целый вечер готовила, пока Земцова по моргам разъезжала… У этого психа действительно убили невесту… Вернее, она умерла, разбилась, упала с обрыва на Ивовом острове…
– Ивовый остров… Знаю я это место. Отлично знаю.
– И откуда же ты так хорошо его знаешь? С кем ты там был, признавайся?
– Да мы с мужиками ездили туда рыбу ловить.
– И как мужиков звали: Лариса, Марина, Ирина?.. – Она намеренно назвала имена всех знакомых ей медсестер из «Титаника», клиники, где работал Минкин.
– Там действительно есть обрыв, – невозмутимо продолжал Минкин, вспоминая остров, точнее, полуостров, и то место, где он соединяется с сушей. Он даже успел представить себе песчаный пляж с распростертым на нем женским телом. – Надеюсь, ты не собираешься в своем положении посетить место преступления?
– Не думаю, что это представляет опасность для моей жизни. Уж меня-то точно никто не столкнет с обрыва. Еще вопрос – сумеют ли меня туда поднять, наверх…
– Так ее убили, эту его девушку, или это был несчастный случай?
– Понятия не имею. Мы толком еще не занимались этим делом. Юля привезла меня сюда, поручила приготовить ужин, а сама поехала к Чайкину, а оттуда уже – в аэропорт. Она звонила мне недавно, сказала, что самолет ожидается вовремя. Она нервничала… Знаешь, в каком виде она отправилась встречать Крымова?
– Откуда же мне знать?
– В джинсах и какой-то жуткой майке, ты бы видел ее… И это вместо того, чтобы прилично одеться по такому случаю…
– Видимо, она не считает приезд Крымова чем-то особенным. Думаю, она и встречает-то его просто из вежливости, ну, может, из куража, чтобы уже здесь, дома, всласть поиздеваться над ним, подразнить… Уверен, что после ужина она выставит его за дверь, отправит в гостиницу или на дачу…
– Это ты их загородный дом называешь дачей? Ничего себе, дачка… Я вообще не понимаю, почему она живет в городской квартире, когда можно жить там…
– Не думаю, что она явилась сюда, чтобы насладиться тишиной и покоем провинциального города. Ей хочется острых ощущений, она приехала, чтобы поработать. Ты же сама рассказывала, что она практически живет в агентстве.
– Может, ты и прав. Но все равно, такое наплевательское отношение к себе, к Крымову… Ты бы видел, как она была одета, когда явилась на работу, – роскошная женщина в роскошных французских тряпках, а тут – на тебе – потертые джинсы, линялая майка… Не понимаю, не понимаю…
Ей вдруг стало неловко от того, что она этим, казалось бы, несерьезным разговором об одежде может выдать себя, свое отношение к своей внешности. Она так и не поняла, догадался ли Минкин, что она возмущалась скорее не внешним видом Земцовой, а тем, что та, имея стройную фигуру, не ценит этого и ходит в обносках, в то время как располневшая до безобразия Таня страдает при мысли, что не может даже в самой красивой и дорогой одежде выглядеть прилично. Тем более что речь шла о приезде Крымова, ценителя женщин. Значит ли это, что Земцовой наплевать, в каком виде она предстанет перед своим бывшим мужем?
